Александр Холин - Кристаллы Иркамы

Моя туманная и нежная,
исполосована бичами,
не согрешившая, но грешная,
совсем с не женскими плечами
невыбираемая Родина —
печально-сказочная Русь, —
я твой герой и твой юродивый,
твой Пересвет и Златоуст,
и нескончаемое пение
весёлых лип и сонных трав,
и новое стихотворение,
в котором твой полынный нрав
моё грядущее и прошлое,
как повилику, закрутил.
Но за меня, моя хорошая,
прости, кого я не простил.
Ты вся в рябиновом пожарище,
и знаком вечного огня
в ночи, за облаком блуждающей,
благослови на жизнь меня.

Ах, какой суматошный праздник!
Ах, какое вокруг веселье!
Среди сотен похмелий разных —
это худшее из похмелий.
Мы живём, пропивая Бога,
мы пропили и стыд, и совесть!
Надо вроде бы так немного —
не желать воровства и крови.
Но ублюдки в Кремле воруют,
но ворует татарин-дворник.
Вот и пьёт человек, лютует,
пропивая России корни.
Забываем, кто был Кутузов,
Невский и Александр Суворов.
И страну потащило юзом…
Под камланье жидовской своры
соглашаемся жить с позором.

Время – наших надежд ипостась.
Время – странная сила природы.
Существуем мы, плача, смеясь,
и не помним прошедшие годы.
Призадумайтесь прежде: зачем
время делает вас человеком?
Может, проще без всяких дилемм
в бочке жить, наподобие греку.
Ни к чему больше ветер ловить
и кормить из руки Гамаюна.
Пряжа времени – тонкая нить —
может сделать красивым и юным
или дедом в четырнадцать лет…
Для него ни кнута, ни уздечки.
Мир по-прежнему в дрёму одет,
лунный луч, словно тонкая свечка.
Мне себя почему-то не жаль,
я во времени – точка пунктира.
Время – наших надежд пастораль
и критерий подлунного мира.

Время тает, как лёд на реке,
осторожно так… медленно тает…
Испаряются буквы в строке,
словно стая на юг улетает.
Исчезает стремленье любить:
верным рыцарем быть – это пошло.
Лучше лунным лучом серебрить
все духовные записи в прошлом.
Но закручено время в спираль,
дни проходят быстрее, быстрее…
Вот такая у нас пастораль.
А закат всё сильней пламенеет!
Коллапс времени душит меня,
подгоняя к заветному раю.
Я поэт. Я источник огня,
только время во мне догорает.
Края нет в искривленьи времён,
так откуда же волны набата,
так откуда же времени стон,
будто Русь погубили когда-то?
Не сейчас, а в прошедших веках,
мы – давнишних времён отголоски,
и несём в стихотворных строках
память времени – смерти полоски…
Плоскость неба зажата в тоске,
будто двери закрытого рая.
Время тает, как лёд на песке,
осторожно так… медленно тает…

Я жить хотел, остепенясь
от равнодушия и скотства,
как прежде, плача и смеясь,
струясь в потоке идиотства.
Но отворился край небес,
раскрылся смрадный запах тленья,
и я опять взвалил свой крест
одной строкой стихотворенья.
И я кричу! И я ору:
– Куда вы вновь бредёте, люди,
под зачумленье на пиру
и дармовой калач на блюде?!
Ведь ваша Родина вразнос,
враздрызг Европе продаётся.
Ваш бронепоезд под откос,
и вся Америка смеётся
над лохотронством россиян
в колониальном Москвабаде.
Проснись, Россия! Я не пьян!
Я строевым, как на параде,
шагаю нынче по стране
к недопришедшим переменам.
Я жив ещё! Но я в дерьме,
а значит, где-то есть измена.
Кто превращает нас в утиль?!
В баранов?! Пьяниц?! Попрошаек?!
И это горе. Это быль.
И журавлей исчезла стая.

Белый вальс посещает Москву
на Покров Богородицы. Слышишь?
Ветер треплет живую листву
и струится позёмка по крышам.
Дышит осень прохладой в лицо,
облицована золотом клёнов,
и Садовое дремлет Кольцо,
и машины ворчливые стонут.
Белый вальс, белый дым, белый цвет
и последние сполохи счастья,
будто вальс на Параде Планет
разразился дождливым причастьем.
И поток бесконечных дождей
в белом вальсе Москву растревожил.
Это наше с тобой абреже
и суровая сущность, быть может.
И не слёзы струятся из глаз,
это просто дождя позолота.
Белый дым, белый цвет, белый вальс —
радость женщины, радость полёта.