Наталья Куракина - До завтра

Вернуться в город и нати тебя —
Там, гидом моей собственной страницы.
Такое точно не могло присниться.
Что до меня тебе, что до меня?
Когда мы городу поныне воздаём
Свою любовь, и жалость, и науку…
Через года мне подающий руку —
Ты знаешь, мы проходим здесь вдвоём.

Тобой подаренный февраль
Вдаль ускользает, пропадает
За давностью… О, эта даль,
Стезя – излишними словами
О самом светлом говорить,
Когда бы надо – только помнить
Чтоб след далёкий воскресить —
теперь, за расстояньем долгим.

…в природе очень мягкий переход
а вот бы человеку научиться
и, зная, что изменятся восход
с закатом – сколько будет длиться
их неизбежность, как произойдёт…
Неважно… снова – зимы, снова – лёд.

***

когда становится мне жаль себя, —
я понимаю, что жалеть других
гораздо продуктивнее… семья —
мои друзья и самый первый стих
и те, с кем говорю я на одном
для нас понятном тихом языке.
И даже если мы молчим вдвоём,
Молчание – для нас. Тебе и мне.

***

Бывает, всё на свете надоест —
Так, на секунду, – опустили в пар
горячий, – я иду в ответный жест
и в этом заключается кошмар.
куда сложней – но можно разрулить
в две фразы – вот и зеркало, смотри,
как ты хотел помоями облить
другого? Нет, себя. И – изнутри.

***

он сказал мне – стихи спасут
и ушёл – с возвращеньем в сны
без предупреждений, за труд
не сочтя до самой весны
проявляться, смеяться вслед,
улыбаться из дальних снов.
Заменимых, наверно, нет.
Есть – с претензией на любовь.

да, всё на свете – бумеранги.
а в них – и счастье или жуть.
мне говорить с тобою – рано.
а поздно ль? даже не скажу

Трудно, мужчины, с серьёзными женщинами,
Всё у них очень по-настоящему.
Вам бы шутить – а им вдруг померещится,
Что старички стали юными мальчиками.
В жизни суровой, где всё перемешано,
Вам отдохнуть бы – листать ненавязчиво
Наши странички… Встречаются женщины —
Не побрякушки – а так, настоящие.
Стервы домашние, мохом покрытые,
Спрятанные от указок подрядчиков…
Это не те, странной жизнью побитые —
Эти, другие – они настоящие.
Да и не с лицами кукольно-сытыми,
С глянца надменно и тупо смотрящие,
Но и мужчинами не позабытые —
Есть они, – самые настоящие.
Двадцать седьмое, в мелеющем августе,
Спят по кроваткам девочки, мальчики.
Скоро им в школу. А после парт – им
В жизни пусть встретятся настоящие.

Двадцать седьмое августа.
Двадцать седьмое августа.
Ты не грусти, пожалуйста
И никому не жалуйся.
В ценах крепчайшей подлости
И величайшей жалости
Целься – до превосходной
И никогда не жалуйся.

…а ты хотел чтоб растеклась по древу
и мыслями, и словом – как же так…
значение имеет только тело?
Я знаю, что ты в мыслях – не дурак,
и ты же всё прекрасно понимаешь, —
не так – местами, – более, чем я.
Не я – тебя… а ты меня листаешь
почти что накануне декабря.

Цепляются лишь к тем, кто задевает.
Учитесь у природы, господа.
Хотели здесь? Но вам – левей, по краю,
Или правей. Ухабы. Не беда.

Написано, конечно, от души.
Стихомарание – а, впрочем, рифмоплётство.
И графоман, наверное, решил,
Что стихотворство запросто даётся
Как стихотворчество… Но разница-то есть.
Когда уже молчанье не под силу,
Стих истинный несёт не только весть,
А то, что с этой вестью получилось.

Скажите, что бессовестная. Нет.
Циничная? Да, малость – но с годами
Оставлю право – в собственный сюжет
Хотя бы возвращаться вместе с вами.
Не требуется искренность. Её
Становится всё реже и дороже.
Мир лицедейства навострил копьё,
Но разбежаться всё никак не может.