Геннадий Болтунов - А что стряслось? Стихи для детей

Светилу время припекать.
В дверь налегке, а в спину возглас:
«Остынь, ещё такой промозглый
ветрище ноне!», – это мать.

Но я, пострел, уже успел
слететь с родимого порога.
Звенит вдогон: «Побойся Бога!».
Но ангел мне не то велел:
«Скорей бы с выси голубиной
с крутой горы к реке слететь,
где, словно лебеди, есть льдины…». —
Домой явился, мокр, на треть.

А дома, мамке не до взбучки:
быстрей раздеть и обогреть…
Вошёл отец: «Своё получишь,
попробуй, дурень, заболеть!».
Потом, присев на край кровати,
спросил, с хитринкою у глаз:
«А поумнеть ума-то хватит
после купания у нас?», —
и чуб погладил храбрецу
уже нисколько не браня.
Вмиг покатились по лицу
внезапно слёзы у меня.

А батя, завершая речь,
сказал, узрев такое дело:
«Раз поумнел, не стоит сечь,
пусть мать сечёт, коли хотела», —
и ей сказал: «Куда ж нам деться?
У берега реки живём.
Ведь мы такие ж были в детстве.
Глядишь, себя переживём».

Нас одолеть в два приёма грозится
Солнце, зовёт на кулачках сразиться,
видимо от угара.
Есть два у него удара.
Но, часто они сногсшибательны,
что солнечный, что тепловой,
для игроков невнимательных,
с открытою головой.

Погремушкой гром гремел,
рдели гроздьями зарницы.
Край забора райбольницы
завершал водораздел.
За забором грязь сырая,
в крупном крапе тротуар,
было лень прохожим драить,
а внутри, в пространстве рая,
резво кружится комар.

Сам не знаю, где я не был, —
всюду не было меня.
Дождь бродил один по небу
больше половины дня,
спрятавшись от солнца в тучах,
чтоб до срока не вскипеть.
Думал, – он меня научит
барабанить, песни петь.
Но, как шеей ни верти,
не сумел меня найти.
Не в себе я был в тот день,
кто бывал, тот знает это.
Так наводит на плетень
тень засушливое лето.

Вес не сбрасывает сразу
вот и незаметно глазу
сколько убыло с вчера.
Да и бабушка хитра, —
отправляет на шесток
каждый сорванный листок.
Говорит загадкой сплошь:
что усохло, не вернёшь.

Глупая идея
исчезать худея.

Под шатром из ивняка
отражает свет река
так, что кажется на дне
у реки всё, что над ней,
то есть ветки ивняка,
вёсла лодок, облака…

Просыпаясь, аппетит
к холодильнику летит.
«Есть в нём всё, что лечит», —
сам себе лепечет.
Но живот бурчит: «Постой
не настолько ж я пустой.
Перед дверцей встань и взвесь,
что не нужно утром есть.
Да не лопай на ходу,
а не то я пропаду,
то есть сходу лопну.
Аппетит прихлопну».

Небо сегодня нелётное, —
ни тучи, ни облачка в нём,
ни птиц, даже севших нотами,
ни дыма с трубы, где дом.
Всё в жуткое пекло вымерло
и даже в пруду вода
ужалась, как будто вымело
её незнамо куда.
И воздух тяжёл, до жжения,
и плотен, что не пробить.
И там лишь, где тень, движение,
которое может быть.

Груш каскад об землю шлёп, да шлёп,
яблоки об зелень стук, да стук.
Осени подставил Август лоб,
вот у деревьев всё из рук.

Дождь в прогнозе обещали,
не пришёл. Присев с вещами,
заряжал крупы заряды.
Дождик, может так не надо?
Ты же был, казалось, рядом.
Нет, запрятался в лесу,
там, где ветви на весу,
как преграда, да не граду.
Не губил бы, мил, красу.