Наталья Белинская - Светотень. Проза и стихи разных лет

– Скорее, старый кобель, – проворчала себе под нос возмущенная Тала, но Татьяна пропустила эту реплику мимо ушей.

– Так вот, его очень тяготила необходимость жить на съемных квартирах, не говоря уж о том, что это достаточно дорого. К концу нашего совместного существования подрабатывать он совсем не хотел, и я сама уговаривала его не перетруждаться: как же, у Лёньчика был инфаркт, его надо беречь! Тем более что денег у него на то время было вполне достаточно: он начал ежемесячно получать компенсацию из Германии…

– Это за что? – холодным тоном поинтересовалась Тала. – Ему во время войны года три-четыре было. С горшком на фронт убежал?

– Он жил с матерью на оккупированной территории и поэтому считается жертвой фашизма. Но я сейчас не об этом. Лёньчик несколько раз заговаривал со мной о том, что хорошо бы получить социальное жилье, но, как ты понимаешь, мне это даже сейчас не светит, потому что его пенсионерам дают, а тогда и речи не было. На мои вопросы, как он себе это представляет, он говорил, что рассуждает теоретически. Но теория быстро превратилась в практику. Уже уходя, он сообщил мне, что получил-таки однокомнатную квартиру как льготник. Платить за нее нужно чисто номинально, дается она пожизненно. Таким образом, он убивал двух зайцев сразу: не нужно было больше переезжать и от кого-то зависеть, и при этом экономилась большая сумма на квартплате и коммунальных услугах. Но, как ты помнишь, мы жили тогда в Тель-Авиве, где в очереди на такое жилье нужно было стоять минимум лет десять. Поэтому он сделал еще один ход конем: согласился переехать в какую-то дыру на самом севере страны, где очереди не было, но именно в том городке обитала его новая пассия. Удобно: хотел – жил у нее, ссорились – уходил к себе. Правда, они расстались несколько лет назад, но для него это выразилось только в том, что он свои чемоданы окончательно сосредоточил в одном месте – в своей новой квартире. Он теперь живет действительно так, как, наверное, мечтал всегда, и этот образ жизни ни на что не променяет. Я понимаю, чего бы он хотел: бывать у меня наездами, как на курорте, а потом, как только надоест, возвращаться к себе. Но ты знаешь: у меня пунктик – семья, то есть забота друг о друге, надежность, тепло… Уверенность в том, что тебя никогда не предадут. Я ведь и влюбилась в Лёньчика окончательно после одной его фразы: «Я хочу жить с тобой, любить тебя, заботиться о тебе»… И взгляд, как у нашего папы был: одновременно бесшабашный и сосредоточенный, твердый. И ладонь – теплая, сухая, очень сильная, прикасающаяся так бережно… Ни один мужчина никогда не говорил, что хочет обо мне заботиться. Это моя несбывшаяся мечта. Наверное, уже и не сбудется. Но если выбирать из двух зол, то лучше одной, чем с таким… визитером.

Тала молча налила в бокалы вино.

– Лехаим! – произнесла Таня.

– За жизнь! – повторила по-русски ее сестра.

Они чокнулись и отпили по глотку терпкой концентрированной энергии солнца, мерцающей в хрустальных бокалах в свете уже взошедшей луны. Тала закурила и протянула пачку Татьяне, но та отрицательно покачала головой.

– Так и не курю. Уже пять лет, – сказала она, – хотя иногда очень хочется. Но раньше думала: раз могу обходиться, значит, надо терпеть, а сейчас глупо начинать после такого перерыва.

– Я помню, ты говорила, что бросила после его ухода. Не понимаю, как ты смогла. Ты ведь начала во взрослом возрасте, не в юности, а это уже не баловство. И потом все время курила. И прекратить сразу, без всякой подготовки, причем в стрессовой ситуации? По-моему, невозможно.

– Не совсем так. – Вместо сигареты Таня взяла шесек, или, как в шутку называют этот сочный фрукт русскоязычные жители Израиля, «шизик» (хотя, наверное, логичнее было бы обозначать его тем именем, под которым он известен на Кавказе, – мушмула). – Ты не представляешь, что со мной творилось, когда он ушел. Я ведь так и не поумнела за всю жизнь и верю всему, что мне сообщают, – если не вижу явных доказательств того, что это ложь. Говорит человек, что едет отдыхать с какими-то знакомыми, – значит, так оно и есть. У Аркадича действительно водились приятели, которых я в глаза не видела, потому что он вечерами по клубам ходил, всякие развлекательные мероприятия посещал, и выпадали они почему-то именно на те вечера, когда я получала самые большие и сложные заказы. И спасибо, что получала и что эти заказы оплачивали, иначе я после его ухода сразу оказалась бы на улице: одна бы съем квартиры не потянула. Представляешь – он уходит, а мне с завтрашнего дня платить одной, то есть в два раза больше, без всякого предупреждения и без резерва? Да и до ухода… Он отдавал свою часть за квартиру и за питание – и всё. А мне на что жить, если не работать?