Наталья Белинская - Светотень. Проза и стихи разных лет

А потом мы разговаривали. С ним было очень легко говорить обо всем. Только один вопрос мы усердно обходили: я не рассказываю о себе, он – о себе. О работе, учебе, планах – пожалуйста. Только не о самом больном…

Сначала мы стояли в глубокой зеленой луже, а потом, когда заметили, что вокруг наших ног уже начали виться водоросли и поквакивать лягушки, засмеялись и пошли куда-то. Сперва он проводил меня, потом – я его, а дождь тоже шел с нами и, как равный, участвовал в разговоре.

Ромка: – Знаешь, Инна вышла замуж.

Я: – Да, мне очень нравится этот парень.

Дождь: – Так-так-так.

Ромашка: – А помнишь, как мы танцевали на свадьбе у Ирины?

Я: – Мы с тобой танцевали первый раз в жизни – за столько лет знакомства!

Я шла по городу, пронизанному живым дождем, скрытым солнцем, дурманящим ароматом лета и ожидания… Нам с дождем было хорошо.

Июнь 1977 г.

***

Он все-таки добился своего – стал прекрасным детским хирургом.

Умер от рака в 33 года. Через десять лет после этой – последней – нашей встречи.

Армия – сложная штука. Есть люди, которые по природе с ней несовместимы. То есть при необходимости они идут на срочную службу – и часто служат хорошо, но, как только появляется возможность, уходят «на гражданку» и вспоминают свое пребывание в Вооруженных Силах как страшный или пустой сон. А есть вроде совсем «нестроевые» – а в армии приживаются и остаются там, даже если раньше никогда о военной карьере не помышляли. Так же дела обстоят и в кадровых войсках, и даже в военных училищах. Хотя ничего удивительного в этом нет: одно дело – мечтать «о доблести, о подвигах, о славе», другое – чувствовать себя винтиком огромного сложного механизма, которому совершенно все равно, какой ты необычный и замечательный.

Вскоре после окончания университета я стала преподавателем литературы одного из Высших военно-политических училищ. В начале этой славной деятельности многие курсанты были старше меня, часть уже прошла срочную службу, кое-кто успел побывать в Афгане. Аудитория чисто мужская. Внешне я вообще никогда солидностью не отличалась, так что приходилось проявлять определенную строгость. В сочетании с моей тогдашней наивностью получалась гремучая смесь.

Вот начинается лекция (большой наклонный зал, 200 человек, из-за кафедры, где я стою, виднеются только очки и макушка); проходит несколько минут – и в дверях появляется парочка опоздавших.

Я (строго):

– Почему опаздываете?

Они (с готовностью поделиться со мной возмутительным фактом форсмажорных обстоятельств, препятствующих их своевременному появлению на занятиях):

– Мы на лекцию бежали, а нас по дороге командир взвода задержал!

Любой нормальный преподаватель, знающи правила игры, погрозил бы опоздавшиv пальцем и пообещав в следующий раз поставить в угол, оставил бы их в покое (если это не повторяется постоянно). Но я искренне возмущаюсь препонами, воздвигаемыми офицером на пути его подопечных к знаниям! Сажаю парней на место, а после лекции звоню в роту и сурово сообщаю комвзвода, что он не должен будет удивляться низкой успеваемости во вверенном ему подразделении, если сам пытается потушить свет льющейся в головы курсантов мудрости. Комвзвода несколько неадекватно, как мне кажется, воспринимает эту информацию и начинает «на всякий случай» уточнять, кого именно он сегодня тормозил на важном пути к сокровищнице мировой литературы. Я же, удивляясь склерозу совсем еще молодого человека, напоминаю ему фамилии «заторможенных».