Вадим Бесов - Я выбираю. Роман. Книга четвертая

Отдавай благодать людям сразу,
Не копи, не накопится впрок,
Жадность ведь не от Бога порок.
Изгоняй ты гордыни заразу
И не трусь все богатства оставить,
Ведь не поздно ещё всё исправить.

Там, где я, это всё только тяжесть.
Не взлетишь ты от веса всего,
Здесь не купишь ты, брат, никого,
Налегке испытаешь лишь радость.
Тут оценят другие заслуги,
Будем вместе, мы Божии слуги».

Уходил он потом так неспешно
И рукой, оглянувшись, махал,
Будто встречу ещё намекал.
И Адам просыпался, конечно,
Вытиралась полночи им влага,
Весь в поту и кошмаре бедняга.

Это длилось период немалый,
Года три иль четыре всё шло,
А потом как-то резко прошло.
Стал он спать, как пожарник бывалый,
Но теперь не давала покоя
Книга автора честного кроя.

Шла по людям, умы просветляя,
Становился сильнее народ,
Здравомыслия был уж черёд,
И от гнёта рабов тем спасая.
Это в планы никак не входило,
Не предвидел Адам эту силу.
Наяву начинались кошмары,
И из братства угрозы пошли:
«Ты смотри, чтоб стада не ушли.
Избежать не получится кары,
Нужно как-то менять настроенья,
Исключи ты людские волненья».

Всё же способ нашёлся подлейший,
Обмануть всех Адам так решил:
Свою руку ко лжи приложил,
Был подлог сформирован чистейший.
Он засел за работу запоем:
«Мы мозги всем активно промоем».

Книгу автора взял за болванку,
К ней пристроил свои он труды,
Описал много всякой беды
И всю суть повернул наизнанку.
Получился жестокий гибрид,
Но приличный снаружи был вид.

Всё в одно поместил сочиненье:
Свою часть он в начало вложил,
А поэта в конец отложил.
Искажённым вдруг стало ученье —
Ловкость рук и обман сотворил,
Правды честных людей он лишил.

Получилась единая книга,
Как бы автор всё это писал,
А Адам её просто издал.
«Мы нашли сочиненья! Интрига!»
Благородным Адам оказался:
«Я для друга поэта старался».
Что неслось в этой книге святое,
Перестало людей пробуждать,
Стало злобу и боль возбуждать,
Смыслы все превратились в пустое.
Ограничил свободу изданьем
Сатанинским своим он стараньем.

Правду с ложью смешал он умело,
Чтоб никто сомневаться не стал.
От работы он даже устал,
В мир отправил труды свои смело.
Руководство сей труд оценило,
Смерть Адаму тогда отменило.

Как всегда, он поэта подставил,
После смерти покоя не дал.
«Я за средства свои всё издал, —
В лучшем виде себя он представил, —
Если что-то не так – я не в курсе,
Я и так издержался в ресурсе».

Раскрутили творенье Адама,
Люди стали читать и вникать,
Умудрился народ всё признать.
В души лез груз из всякого хлама,
Все забыли про истинный текст,
Книги новой все ели эффект.

Психологию рабского люда
Доносила Адама солянка,
Всем по вкусу пришлась та обманка.
Здравомыслия не было чуда,
Не заметили люди подвох
В беготне бытовых суматох.
Постепенно сознанье менялось,
Путь к развитию плотно закрыт,
И любви светоч прочно зарыт,
Здравомыслящих мало осталось.
Хорошо поработал губитель,
Всего чистого враг и душитель.

На кровати сидел, вспоминая
Этот прошлый свой жизни кусок.
Думал, вышел для снов уже срок,
Тут опять боль пришла головная:
Это Фёдор встревожил сознанье,
Хочет снова вернуть пониманье.

Всё настроено было в системе.
Нет ни сбоя – хорош механизм,
Усечён у людей героизм,
Нет намёка и места проблеме.
«Мозг включать в наши планы не входит,
И директор стада зря заводит.

Неужели опять будут сниться
Прошлой жизни мои все дела?
Думал, тема давно умерла,
А она лишь смогла затаиться.
С того света поэт всё заходит
И слова лишь добра мне находит».

Это больше всего раздражало,
Не судил за убийство поэт,
Излучал всепрощающий свет,
А Адам просыпался устало,
И себе не хотел он признаться,
Что во сне стал поэта бояться.
Ощущенье в груди возникало,
Чувства раньше он эти не знал.
Сердца стук лишь в груди нарастал,
Как-то воздуха всё не хватало,
И тянуло к поэту безбрежно,
С ним обняться хотелось так нежно.

Это всё лишь пугало Адама.
Просыпался бедняга впотьмах,
Будто чувствовал собственный крах
И в мозгу зависала программа.
Гнал подальше, проснувшись, всё это,
Проклинал на чём свет он поэта.