Игорь Чубанов - Рукописи Волкодлака – 2. Часть вторая

поверившим в свои фантазии ментала…
то есть Тантризма – мистицизма колдовского;
а муж тем временем… да тут спроси любого —
каждый ответит, мол, любая баба знала,

на что решалась своим свадебным нарядом:
с женскими ласками супругу отдаваться;
растить детей от мужа – маленьким отрядом;
да в симуляциях своих не признаваться!

Лохом тупым выглядел Зверь пред тем, кто знал,
что забеременела Анна… родила;
а Волкодлак «Комменты» -Письма отправлял
Аннушке – бабе-недотроге? Вот дела…

Тут и дурак себя потешит: «Вот дурак!
Муж Анну любит каждый час, а Волкодлак
(видать, и впрямь лишь на фантазии мастак!)
считает близость мужа с Анной за пустяк?»

А я не верю Волкодлаком в бред людской:
вкусивший Тантру не начнёт ласкать другого,
пусть и вопрос станет ребром: «Что здесь такого?»
Этот людской секс мне уж кажется игрой,

милою шалостью детсадовской «любови»,
в «матери-дочки» заигравшись малышами!
Пропасть великая раздвиглась между нами…
Как мне вас жаль всех, не вкусивших нови

совсем иных прикосновений волшебства,
коей наполнен мир чувственности и секса;
но вместо торта, если хочется лишь кекса —
дай бог, «коликчеством» всем взять от естества!

А я уверен в том, что Анна «залетела»
от самовольства мужа: силой взял жену;
иль оценил уже супруг свою вину:
Анны душа беременности не хотела…

Не отомстила ли Анна мужу-супругу
тем, что взяла да родила назло ему:
«сделал» – корми двоих… и привыкай к тому,
что я тебя теперь, самец, вожу по кругу

только своих желаний и жены приказов:
хочу – все фото мужа с дочкой покажу
своим подругам в соцсетях иль накажу
супруга тем, что обойдемся без экстазов

мужских или отцовских с «ювелирным» креном:
мол, чтобы дочку «настрогать» – важно уменье!
– Засунь теперь своё лихое самомненье,
супруг, туда, где слаще только редька с хреном…

Не потому ли так чудовищно пустынна
Анны «страница» на просторах интернета?
Царство семьи во мраке – без лучика света…
иль вместо дочери всем так хотелось сына?

Дочкой гордиться в соцсетях, знать, не в почёте
для папы с мамой – как ребёнком даже первым?
Неужто близость оказалась актом скверным
настоль, что оправдания искать начнёте —

своеобразно даже – в гробовом молчаньи
супруги с мужем: женщины и «малыша»,
которому теперь «не светит» ни шиша
в сексе с женой, небось? Уж, точно, не в признаньи

великовозрастного малыша заслуг —
вплоть до триумфа пьедестального кумира,
честью скатившегося до раздумий Пирра:
«С новой победой не лишусь я „войска“ вдруг?»

– Орнамент, чуть приличнее себя веди!
Право, не стоит так уж рьяно растекаться
винтажностью по уголкам и распускаться
цветочным золотом… Смотри, не наследи

поспешностью узорчатой на фотоснимке —
роз назидательно зашикали бутоны —
с Аннушки ликом, не то Волкодлак препоны
воздвигнет всем: это не трудно Невидимке-

Зверю устроить, если станет кто мешать
нить философскую ему вплетать в ткань слов
красной каймою – точно так же, как мир снов
грёзами женский пол так любит украшать…

Орнамент замер, к уголкам прильнув цветами,
лишь ожидающе мерцая переливом
солнечных отблесков на завитке строптивом —
ещё не ведома ему встреча с глазами

с прицелами зрачков – до ужаса входящих
в глубины разума или в души пространство
выбором цели… и куда вдруг делось чванство
и хулиганство, пьянство и бабье жеманство —
спросить придётся лишь у остальных, скорбящих…

Бутоны ароматностью роз прикоснулись
к локонам-прядям Анны и к трепету кожи:
«Всё, Ань, орнамент осознал вину – до дрожи;
и мы к прослушиванью Зверя слов вернулись…»

– …Во все века женская плоть была монетой
разменной средь вассалов и для суверенов;
возможно даже среди всяких дуайенов,
балующихся коньяком и сигаретой,

не говоря уже у виски и сигарах,
судьбы решая раутом великосветским
женских имён… и способом совсем недетским —
где куковать им: на Канарах иль на нарах?

Не станем всё ж рабовладения касаться;
и крепостное право также не затронем —
будет довольно (дай бог, матом не застонем…)
«величья» девяностых, в коих унижаться