Ольга Васильева - Легкая лира

Иногда мне кажется,
Что я вот-вот отключусь
И выпаду из этого мира,
Словно в черную дыру провалюсь,
Души истощив усилья,
Потеряв нить местного времени
И ощущенье пространства;
Остановятся китайские тени земного
Шарлатанства.
И окажется,
Что больше не надо
Привыкать к земным формам,
И делать вид,
Что тебе это очень нравится
И что ты всем довольна:
Ведь земное – уже не мое.
Как хорошо!

О бедный мамонтенок,
Заснувший навеки под снегом!
Никто тебя не оплакал
В безумно далеком веке.

Иль, может быть, мамонтиха
Хоботом прикоснулась
И так заревела в горе,
Что в страхе земля содрогнулась.

Но прочь уходило стадо,
Словно ожившие горы,
И ты лежать остался
Один в открытом поле.

Ветер поспешно снегом
Тебя заносил, завывая,
В его бессмысленном вое
Не было состраданья.

Но в нынешнее столетье
Тебя отыскали люди,
Теперь ты лежишь в музее,
О первобытное чудо.

Посланец веков баснословных,
Времени овеществленье,
Ты сжимаешь печалью,
Страхом разишь суеверным.

Кто знает, и мы, быть может,
Будем лежать в музее,
Как экспонат уникальный
Эпохи дикой и древней.

И будет смотреть ребенок
В ужасе и почтенье:
И прочитает табличку:
«Второе тысячелетье».

Я иногда понимаю
Тончайшие нюансы
Души
Какой-нибудь собаки дворняжки,
Когда она лает на луну,
И лаем взрывает
Ночную тишину.
Так она самоутверждается.
Ей хочется,
Чтобы все знали
Про ее существованье.
Воплотившееся в лае.
Лай для нее – поэма,
Высшая форма искусства.
Кроме того, лая,
Жить не так грустно.
Но вот лай меняется.
Вместо мелодии –
Истерично-жалобно злобен.
Это уже по поводу
Другой собаки, пробежавшей мимо,
На свободе,
По собственной воле.
Наша дворняжка лает так,
Как будто исполняет
Самый священный в жизни долг,
И от собаки бродячей она защищает
Свою территорию и дом.
На самом деле
Она умирает от зависти
И ей хочется в заросли,
И в ней просыпается
Предок волк.

Не утешай меня, я знаю,
Что я создание дурное.
Пусть я в тоске изнемогаю,
Но не к тебе лечу душою.

Я в этот мир пришла, наверно,
С одной единственной мечтою,
Пусть я ее совсем не стою,
Но я верна ей неизменно.

Моя душа больна любовью,
Она одной любовью грезит,
Но не к тебе… И не земною.
Ну, а какою – неизвестно.

Да-с. Хороша она – правда.
Попробуй ее скажи –
Целую ночь задыхаться
Будешь от воплей души.

Да-с. Надо быть стойкой и смелой
И презирать миражи,
Но гордость – и это тоже
Одна из фантазий души.

Если б Господь спросил бы,
Меня отпуская на свет:
«Какой ты подарок хочешь?»
«Иллюзий» – был бы ответ.

Еще зачем-то бьюсь в незримых сетях,
Хотя давно уже со многим согласилась,
Что счастье, например, – дурман, мечта;
Что я сама – не дивное есть диво;
Что на земных путях итог всегда один –
Забвенье и могила.

Да, есть могучий бог.
Он все определил.
И есть миры иные и пределы.
Но я-то здесь еще, и оттого страшны
Предназначенья здешнего удела.

Мой бедный дом земной!
Ничем не объяснить
Моей любви к тебе пронзительно-несчастной.
Как знаю хорошо, что на земле любовь –
Запретный плод и к богу непричастный.

Любить сильней созданье, чем Творца –
Безумие, и истина проста,
Но мне никак ее не перенесть,
И я люблю без меры то, что есть.

А бог… Кто он?
Все – тайна, все – тоска.
Зачем душа болит, дрожит и плачет?
И льнет к тебе, неверная земля?
И к богу в космос вырваться не алчет?

Под пламенем страданий выступают
Таинственные жизни письмена.
Бог видит все и все на свете знает,
А мы лишь прозреваем иногда.

Единственная отрада –
Пить влажный воздух Невы.
Тогда ничего не надо,
Все страсти усмирены.

Лишь волны колеблют зданья
У самых основ над водой.
Как тайное указанье –
Шпиль дрожит золотой.

И кажется, что не знаешь
Решенье судьбы над собой,
Пока этот воздух глотаешь
На миг размягченной душой.