Марк Тарловский - Молчаливый полет

На пальцах рук окончен счет,
Узбеки грамотны отныне,
И мудрость Ленина течет
По зацветающей пустыне.

Чтоб эту мудрость уберечь,
Бурлят сердечные арыки,
И льется сталинская речь
В Узбекистан многоязыкий.

Слова московских площадей
Перед мозаикой мечети
Пронзили музыкой своей
В пустынях выросшие дети.

Гортанно-песенная резь
И пионерская команда —
Лишь здесь возможна эта смесь,
Лишь здесь, под небом Самарканда!

Но шум базаров заглушен
И блекнут яростные краски
Для смуглых девушек и жен,
Одетых в саваны и маски.

Дурной закон их всех обрек,
Дурных законов им не надо,
Срок заточения истек
Для их смеющегося взгляда, —
И рвется к небу мотылек,
Пробивший кокон шелкопряда.

Около княжества тмутаракан
В поле Корчевы насыпан курган.
Призрачный холм, приблизительный конус
Полем пунктирным завлек далеко нас.
Долго мы шли с Митридатовых гор,
Шли и пришли и вошли в коридор:
Царство расчета? Республика формул? —
Бред, говорят, мол, мифический вздор, мол…
Сферы сосудов для тлеющих губ
Скудного склепа обставили куб;
Терпят, и служат, и стонут с натуги
Скрепы квадрата, решенного в круге;
Страшные кольца во тьме голубой
Плавно сужаются над головой;
В центре над ними смеется лазейка:
«Влезь-ка снаружи, проникни, посмей-ка!»
Ветер заглядывает в дыру,
Тлеет история на ветру;
В люк ее, — глаз различает легко мой, —
Сыплются годы рудой невесомой;
В каменной домне, — рисуется мне, —
Плавят их все на незримом огне;
В ломкую память и в книжные брусья
Кто их формует, решить не берусь я:
Плитами вечности, — знаю лишь я, —
Выстелен желоб для лет и литья.

Выйдемте в поле, чихнемте, и вот он —
Дымом, как проволокой, обмотан,
Дрожью исходит у Керченских вод
Металлургический черный завод!
Здесь настоящие высятся домны;
Нормы их выработки огромны;
План — и по плану следят мастера,
Чтобы рудой заполнялась дыра.
Служит железо нам, но не всегда ведь
Именно так его будем мы плавить.
Разве не дует нам техника в лоб?
Разве не сменим мы рысь на галоп?
Разве отдать не придется на лом нам
Части, притертые к нынешним домнам?
Вы, кто достигнет столь славных побед,
Вникните в мой неразумный совет:
Вымершим домнам придайте подобья
Древнекурганного холма-надгробья;
Кладом веков разложите в печи
Крючья, лопаты и кирпичи;
Глиной, как здесь, иль песком, как в Египте,
Чем вам понравится, тем и засыпьте,
И после смерти кладите туда
Лучших в Союзе героев труда,
Чтобы терпели и выли с натуги
Скрепы квадрата, решенного в круге,
Чтобы сужались во тьме гробовой
Плавные кольца над головой!

Бьют в железо. Поджигают срубы.
Голосят в серебряные трубы
И выпрядывают на врага
За коломенские округа.
Как пошла Коломна на разведку,
Ткнула в бок Рязанскую соседку,
Подсобила Суздальской сестре,
За Москву сгорела на костре.
Но очухалась и вновь окрепла,
Дивной птицей вознеслась из пепла,
Чтобы снова на приокском рву
Грудью стен оборонять Москву…
Плохо начал! — Ведь зальют же грязью!
Ведь пишу я летописной вязью!
Ведь не трудно рассмешить до слез,
Этим слогом пользуясь всерьез!
Он уже достаточно поношен:
Много лет его носил Волошин,
В нем ходил и Алексей Толстой.
Он был скроен в частной мастерской.
Бьют эстетов. Действуют в бригадах,
Борются в газетах и докладах,
И, самих себя опередив,
Презирают всякий рецидив.
Старина ни в чем недопустима. —
Русь? Татары? — Мимо! мимо! мимо! —
Останавливаться, как в кино,
Строго-настрого воспрещено.

Бьют к отвалу. В пене яму вырыв,
Винт забрызгивает пассажиров,
И бегут московские мосты
В пестрый край коломенской версты.
По указке штурманских методик
Голосит веселый пароходик,
И бегут от нас, как от врага,
Улепетывают берега.
Мы — туристы. Жадны мы и зорки.
Вот Коломенское на пригорке:
Здесь народ «тишайшему» царю
Дунул бунтом в самую ноздрю.
Здесь же, кровью белый храм зашлепав,
Поднимал Болотников холопов
И охотников до передряг
Собирал под самозванный стяг.
Едем дальше. Над поемным лугом
Бьет Коломна по бродячим стругам,
У ограды своего кремля
Останавливаться не веля.
А за нею — в сторону, к татарам —
Бьют в железо, трубным пышут жаром,
Соревнуясь накрест, напролом,
С Ленинградом, Тулой и Орлом.
Нас ведет туда подросток Маша,
Нам читает проводница наша
(Грамотная только первый год):
«Машин, но строительный завод…»