Владимир Холодок - Зоя из Мезозоя

Ждал Михаил прихода музы,
И Пушкин ждал её когда-то.
Пути в политике кургузы —
«Пойду пока что в депутаты».

Но разыгрались аппетиты,
У денег мысли очень быстры.
Сказал помощнику: «Иди ты,
Пойду-ка я в премьер-министры».

Преодолею все барьеры,
Раз масть пошла – лови моменты,
В мечтах – блестящая карьера,
Сказал: «Пойду-ка в президенты».

И головы у муз вскружило,
Они сейчас до денег падки.
Одна себя и предложила,
На всю страну шепнув украдкой.

Была певицей, стала музой,
У муз тяжёлая работа —
От шоу-бизнеса, от мужа
Того и жди, что жди чего-то.

«Пора, – сказала, – что-то делать,
Менять в стране чего-то надо»…
Начать с себя – простое дело —
Сойти божественно с эстрады.

Ведь есть у нас ещё Земфира,
И много – просто гениальных,
Но лишены они эфира
Из-за любимчиков нахальных.

Конечно, есть у музы опыт,
И политический, и всякий.
За Юлю были песни, шёпот,
Эффект, однако же, двоякий.

Так Тимошенку поддержала,
Что та на выборах продула.
В шелках сегодня наша Алла.
А где, скажите, эта Юля?

Отбросим старые союзы,
Электорат весь расшевелим.
Не взять ли Прохорову в музы
Из тех, кто были в Куршевеле?

Ну как поднять страну из ила? —
Идти к победе с молодыми!
Ведь рейтинг нужен Михаилу,
А кто его ещё подымет?

И въедет он на Ё-мобиле
и в Белый дом, и в Кремль, и в Думу.
Вот только б музы не сгубили,
и чтобы сам не передумал.

Я ловлю, как вести с фронта,
Под Москвой тяжёлый бой,
Где по-тихому без понта
Делят земли меж собой.

Меж Москвой и Подмосковьем
Под ковром идут бои,
Делят пастбища коровьи
А, возможно, и мои.

Телевизор перегрелся,
Два приёмника в дыму,
Но кому чего отходит,
Я пока что не пойму.

Все домашние не дышат
И на цыпочках юлят,
– Отошли Москве, ты слышал,
Люберецкие поля.

– Елисейские бы лучше, —
Тихо вставила жена.
– Люберецкие – покруче,
Ты же тоже не княжна.

Новость ширится и длится,
Что ни лечь и ни заснуть,
Москвичи, чтоб не делиться,
Область – лишнего куснуть.

Толстопальцево отдали! —
Плачут бабы, вот беда,
Толстый палец для хозяйства
Пригодился бы всегда.

Москвичам давно не пёрло,
И тяжёл московский путь,
В кольца схваченное горло —
И ни пукнуть, ни вздохнуть.

Новость спереди и сзади,
Новость с ужасом в лице:
Домодедово в осаде,
Дерибабово – в кольце.

– Ничего, ещё пробьёмся! —
Дед кричал, был общий сход, —
Всем селом Москве сдаёмся,
Так решил честной народ.

Только бабка под Можайском
Пишет внуку на Урал,
На меня не обижайся,
Но Можайск Москвой не стал.

А сергИево-посадцы
Посмотрели на пустырь,
Обошли на всякий случай
Крёстным ходом монастырь.

Дорогие демократы!
Объясните, наконец,
Мы всегда свободе рады,
Сколько будет щас колец?

И ещё, не прибедняйтесь!
Ради дела и словца
Поскорее расширяйтесь
До Парижского кольца.

Кто границей недовольный,
Пусть сидит с плевком во рту,
Карандаш рукою вольной
Проложил уже черту.

Покажите нам границу,
Мы не скажем никому,
Кто уже попал в столицу,
Быстро учится уму.

Видел пьяного дельфина
Я на море в Темрюке,
В море он чертил картины,
Как Пикассо на листке.

Я спросил, чего он пьяный?
Мне сказали: «Ё-моё».
И разлили по стаканам
Спирт коньячный до краёв.

Рад за нашего дельфина,
Что он принял пол графина,
Но боюсь за корабли,
Как они рискуют, блин.

Корабли идут чужие,
А у нас дельфины злые,
Нет на свете их резвее,
Очень медленно трезвеют.