Валерий Архипов - Жизнь – сказка

Нету больше черных дней,
Только белые
То недели пролетели
словно пули.
Что же только мы с тобою не делали.
Карты врали, а цыгане обманули.
И теперь в экстазе мир любовь купает,
Шепот, руки, разговоры, поцелуи.
А моя хорошая меня не понимает,
Не жалеет, не клянется, не ревнует.
Мне смешно, что я с такою
слишком добрый —
Мне бы взять да и уехать на край света,
И умчит меня курьерский скорый,
Без судьбы умчит и без билета.
И вторить мне будут кедры, веселясь,
Ну, подумаешь, беда, как мелодрама,
Будешь ты у нас таежный князь,
А потом отыщется и дама.
Разве только от тоски на Север рвутся?
Разве только от беды бегут куда-то?
Нет, недаром с Севером сольются
Наши души – верные солдаты.
Дни – как пальцы
рук любимых, женских, тонких,
Их не перечесть в тумане белом,
В поцелуе трепетной девчонки
И в прикосновении несмелом,
Вы смелей любите,
дни строги,
А любовь не остается ждать у моря
Прокричат под утро петухи,
С нашей правдой и с собою споря.

Мы встретились на кладбище любви,
где Маяковский встретился с печалью,
зовущейся так коротко – Лили,
а дальше камень, сумрак и молчанье.
Мы встретились на краешке земли.
Бродили молча, не в руке рука,
а просто так как будто лет на двести
раскинулась дорога как река,
а там в конце ступени в поднебесье.
А там уже тот беспощадный рай,
но дверь туда, она закрыта прочно,
хоть песни пой и хоть стихи читай,
не вышел час, не велено, не срочно.
Еще, наверно, не пропел петух.
Ты мне последних строф на прочитала,
моя погибель, ты одна из двух,
одна ждала, другая уплывала.
Одна ждала на кухонке в углу,
подмяв халатик старым табуретом,
и вся боялась – вдруг и впрямь умру,
а впереди безжалостное лето.
Мы встретились на кладбище любви,
где есть свои законы и приметы,
И ты. другая, скажешь «позови»!
А я другой не дам тебе ответа.

Читали книгу Бытия,
брели в болоте лжи,
ты говорила – я твоя.
Люби меня, кружи.
Читали книгу как в запой
меж нами все ножи?
Но вдруг шепнула снова «мой »,
возьми меня, дрожи.
Дрожи, ведь холоден огонь
в обмане тайных встреч.
но только душу мне не тронь,
ее хочу сберечь.
Но как же так? ведь ты моя,
клялась на белый свет.
Поверил глупый! Соловья
не держат в клетке, нет…

Январь – ты усталый мальчик,
Любовнице греешь пальцы,
В обьятьях ее задушишь.
В морщинках искрится шея
И корни волос краснеют
От жара цветного камина.
А ты ведь была балериной?
Носилась, как лань, по сцене.
Теперь сидишь на коленях
Под треск цветного камина
И жизнь пробегает мимо.
Как рослый в чирьях послушник.
Не бойся меня, послушай.
Не спи. Бог с тобой, родная.
В буфетике дверь резная
Скрипит несмазанной ленью.
О, эти ночные бденья,
Как были вы все прекрасны.
Под треск цветного камина
Читаю тебе Шекспира,
Любовнице простодушной.
Январь согревает души.

Не случайна минута,
Когда будешь доброй и слабой,
К своему королю
ты отыщешь тропинку у гроба.
И предстанешь такой же
как все,
Захлебнувшейся в сумраке бабой.
И в последнем прошении
В профиль вы стиснуты оба
Вереницею судеб колонны,
Колонны,
Колонны,
Эшафотова смерть.
Видно все-таки ты виновата.
Я приду пьяным бардом
По счету уже миллионный.
И что скажет мне червь,
Перебитый садовой лопатой.
Ну, а он рассказал бы
Оборванный, нищий.
он знает:
Не минует и нас
Пресловутая эта забота.
Горсть земли напоследок
Вам в душу летит, согревает.
Ну, а дальше – покой,
Он для мертвых вое та же работа.

Не надо спешить, обличать иди лгать,
не надо бояться иудиных вздохов,
и чью-то безмолвно кричащую мать
не надо на голом перроне пугать,
не надо стрелять по крутым скоморохам.
Ведь каждому здесь не избегнуть суда,
какая поможет тогда заграница?
Девица-раешница скажет мне «да»,
В мозгу три извилины сходят с ума,
а в мыслях и в сердце живут небылицы.
И злая истома и мрачность питья,
бедовая шлюха устанет ругаться.
Шанель номер пять – мое звонкое я,
моя чернобурой лисою судьба
кого-то любить и
кого-то бояться.
И биться с судьбою один на один,
стремиться к тому, чтоб не сбылось,
не спелось,
и плакать хотелось средь темных гардин,
и слушать забытый совсем клавесин,
вдыхать гомон птиц и осеннюю
прелость.
Шанель номер пять я тебе подарил,
ресницами жгучая вышла босая,
а что я еще там тебе сотворил
из крови и пепла, из ада и рая.
Моя дорогая тебя я любил,
кристаллинкой чистой тебя
обронил,
по шарику бусы в траве собирая.