Вечерний парк безлюден и угрюм.
В его тиши брожу я, как маньяк,
Окутан дымом невеселых дум
О том, что жизнь не сложится никак.
Я был влюблен и был любим не раз,
Я достигал чиновничьих высот,
Я видел море, слушал гор рассказ,
Был во хмелю березовых красот;
Я испытал достаточно тревог
И радости достаточно вкусил,
И даже счастье отыскать я смог…
Но что-то все же в жизни упустил.
В груди свербит о чем-то пустота,
Неведомо куда душа зовет;
И ты, мой друг, не прежняя, не та,
С которой я познал свой первый взлет.
Подобно парку, сумрачен мой ум…
Не оттого ль брожу я, как маньяк,
Что этот парк безлюден и угрюм,
И в нем себя я не найду никак?
Ты пришла ко мне из песни,
Из мелодии небесной
Вся в прозрачном одеянье
И с улыбкой на устах.
Ты сказала: «Мальчик милый,
Отчего глядишь уныло?
Позабудь свои страданья,
Побори ненужный страх.
И печалиться не стоит:
Каждый сам веселье строит.
Подойди ко мне поближе,
Дай мне руку, улыбнись!
Жизнь нас радует не часто;
Обрети со мною счастье.
В том, что горе нас услышит,
Пред судьбою не винись!»
И, словам любви покорный,
Я вошел в твой мир просторный,
Где покой душевный правит
Вместе с музыкой небес.
И теперь мне нет возврата
В мир безумий и разврата,
В мир без чести и без правил —
Твой отныне весь я, весь!
«Твои глаза с оттенком в осень…»
Твои глаза с оттенком в осень
Я повстречал на склоне лет.
А ты жила все время возле
Моих падений и побед.
Теперь мне поздно быть Ромео,
И донжуанить – стиль не мой,
Но, как мальчишка, я робею,
Когда мы видимся с тобой.
Я прожил жизнь – как будто не жил:
Впустую, буднично, темно…
Но что-то в сердце все же нежил,
Во что-то верил все равно.
И вот когда сомнений осыпь
Так мало света прочит мне,
В твои глаза с оттенком в осень
Гляжу в вечерней тишине.
И все, что пройдено уныло,
Что, не коснувшись, пронеслось,
В глазах твоих печально-милых
Я вижу сквозь сверканье слез.
Но у судьбы мы не попросим
Просимых вечно благ и льгот:
Мы углубимся в нашу осень,
Насколько нам позволит год!
Закатит солнце в сон лучи,
И станет сумрачно и скучно.
И нет спасения в ночи
От роли черной и докучной:
Чужая женщина придет,
Чужие ласки мне подарит,
За ночь одну на целый год
Меня безжалостно состарит;
Расскажет мне, как глуп супруг,
Как некомфортно в клетке быта,
Как самой близкой из подруг
Она предательски забыта;
Я буду слушать и жалеть,
И утешать ее лениво,
Наперекор себе хотеть
Любви ее нетерпеливой,
И буду думать: что за рок
Ведет меня так неумело? —
Все начиналось как восторг,
А что в итоге? Только тело…
Но разорвать чужую страсть
Я не решаюсь в черной роли:
Ведь кто-то должен в сердце класть
Поверх своих чужие боли…
Усеян сад шипами горя,
Питает их твоя слеза;
Не дышат розы у забора,
И кем-то сломлена лоза.
Из уст твоих скользят невнятно
И непрерывно звуки слов.
Значенье их мне не понятно,
Но слышен в них трагедий зов.
Ты вся – как после урагана —
Истрепана, бледна, седа;
Шипы не чуя под ногами,
Бредешь по саду… Но куда?
Нигде уже не сыщешь следа
Того, кого не принял сад,
Кто воплощал весну и лето,
И листопад, и снегопад.
Но ты бредешь, бредешь по саду,
Бредешь, не ведая тропы,
По листопаду, по снегопаду,
Впиваясь пятками в шипы.
И память падает в объятья
Видений смутных вновь и вновь;
И не кончаются проклятья,
Как не кончается любовь…
«Когда идешь сквозь ночь к стихам…»
Когда идешь сквозь ночь к стихам
И не встречаешь нужной рифмы,
Ты вспомни предков наших мифы
Иль обратись к своим грехам.
Проделай это и поймешь,
В чем сила пращуров далеких,
И как грехи диктуют строки,
Мечтой исполненные сплошь.
Все остальное – жалкий труд,
Не раз повторенные муки:
Хоть и легки чужие звуки,
Но разгуляться не дадут!
Прошла перестройка под визг бюрократов,
Остались у власти неведомо кто:
Не то коммунисты, не то демократы,
Но жизнь человека, как прежде, ничто.
Раздроблены судьбы, как тело Союза —
И бойни, и войны на каждом шагу.
Смотри же, смотри, о несчастная Муза,
На то, что принять никогда не смогу!
Смотри, как народом лжецы и подонки
Играют во имя своих животов,
Как зло попирается память потомков,
Как плюнуть в родителей каждый готов;
Смотри, как бесчинствуют власть предержащие;
Увидь и запомни царей и царьков —
Глаза воровские и руки дрожащие, —
И их прокляни ты на веки веков!
И суд учини беспощадный, но правый
Над тем, кто хотел, но не смог обновить
«Империю зла», и кто «левых» и правых»
Напрасно пытался в себе воплотить.
Людей охватила великая порча —
Беспомощен пряник без мощи кнута.
Ты что это, Муза, гримасу мне корчишь?
Я против насилья, но жизнь-то не та…
Читать дальше