Бахтиёр Ирмухамедов - Избранные стихотворения. Том I

Трудно представить мне
Реку без берегов,
Хоть у меня в стране
Нет ни друзей, ни врагов.
Рифмы диктуют стих,
Как кирпичи – дом.
Только что проку в них,
Если тоска кругом.
Хилый скелетный сад
Встал за моим окном;
Корни в снегу скрипят —
Движут деревья в дом.
Я бы впустить их рад —
Это не бог весть труд,
Только мне жаль ребят —
В доме они умрут.
Однообразный снег
Сеется в сито дня.
То, что забавит всех,
Не веселит меня.
Там – живут смеясь.
Здесь – живут свежо.
Откуда же ты взялась,
Грусть, что впилась ножом?

Просыпаюсь ночью, слышу вдруг, как липы
Издают негромко жалостные всхлипы;
Выхожу из дома, направляюсь к лесу,
Где в ночную темень жутко даже бесу;
Подхожу к древесной непроглядной чаще,
А в груди-то сердце стало биться чаще,
Но, осилив страха ледяную стужу,
Я иду на всхлипы, режущие душу;
Нахожу красавиц – лип стройновысоких
Меж дерев молчащих, низких и широких;
Спрашиваю: «Липы, что случилось с вами?»,
А они в ответ мне: «Злобными ветрами
Клен погублен милый, клен прекраснолистный…
О, жестокий жребий! жребий ненавистный!».
Приглядевшись, вижу, вдоль тропинки торной
Клен лежит, высоко запрокинув корни…

Я тебя не любил ни в апреле, ни в мае, ни после;
Я тебе не писал никогда зарифмованных строк.
Я пытался попасть из заснеженной памяти в осень
И наткнулся на твой столь приветливый тихий порог.
В ту весну я остался один по неведомой тайной причине,
Бесприютным бродил по бульварам ташкентской степи,
Предаваясь своей беспросветно напрасной кручине,
И набрел на порог твой – ты сказала мне: «Переступи!».
И вошел я к тебе, и мы долго любви предавались;
Никогда я такой, озверелою, страстью не жил;
И мы дико, почти сумасшедше в постели смеялись,
А на улице где-то пес бездомный от голода выл.
И до самой зимы я твое одиночество нянчил,
Ты ж держала меня, не давая сорваться в обрыв,
И казалось мне, у судьбы подаянье я клянчил…
А вокруг все горели, горели костры и костры.
И проснувшись однажды в январскую снежную заметь,
И тебя проводив неизвестно куда до ворот,
Я к столу пригласил мою бедную добрую память,
Чтобы вновь испытать тот весенний переворот.
И как будто во смерть пронеслись моей жизни мгновенья,
И увидел я все, отчего онемел мой язык!
Если сможешь, забудь… Но отныне свои вдохновенья
Я в единый солью, всепрощения страждущий, крик.
И пускай каждый день будет кислым, иль горьким, иль постным,
И пускай мне прощенья не будет, но не ставь мне в вину и упрек,
Что тебя не любил ни в апреле, ни в мае, ни после,
Что тебе не писал никогда я рифмованных строк…

Я беден, как дервиш,
Как вакуум, пуст:
Зачем меня держишь
Улыбкою уст?
Неужто я нравлюсь
Вот этим глазам?
Ведь я не прославлюсь,
Как тайный Сезам.
Лишь рифмы да небо
В казне у меня,
Да ломтиком хлеба
Довольствуюсь я.
В народе блаженным
Я прозван давно.
Равно униженью
Знакомство со мной.
Что движет тобою —
Каприз или страсть,
Игра ли судьбою,
Иль злая напасть?
Навряд ли серьезно
Влеченье ко мне…
Верни меня розам,
Моей тишине!
Пусть кто-то достойный
Войдет в твою грудь,
Меня же не стоит
Пытаться согнуть.

Перестройка, перестройка
Разбежались кто куда.
Удалая птица-тройка,
Это радость иль беда?
За вихрастыми речами,
За отмеченными лбами,
За дрожащими свечами
Появилось НИКОГДА.

Берег левый, берег правый,
Еще уйма берегов!
Эти правы, те не правы —
А на лбах следы рогов!
Над пространством этим вьюжно.
Что «друзьям» от ссоры нужно?
Только ружья, ружья, ружья
Выползают из снегов.

Кто-то «черный», кто-то «белый»,
Кто-то «красный» испокон.
Жизнь ли, власть ли не поделят,
Перепрыгнув рубикон?
И не помнят биографий
Ни своих, ни чуждых мафий,
Лишь смакуют тупо кайфы
От мечетей да икон.

Лабиринтами воронок
Да безумством грабежей
Люди каркают воронам
Блеф заморских ворожей.
Омут, бездна иль болото
Проглотило кашалота?
Но не сыщешь больше плота
Для усопших сторожей!

И Вселенная трясется
Новой поступью угрей.
Много солнц – исчезло Солнце
В бездне высохших морей.
Смрад и гам, и слизь, и вопли —
На планете не потоп ли
Оттого, что брызжут сопли
Из мозгов, как из ноздрей?