Виктор Меркушев - 1814. Явление гения. «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать»

Посвящение в масонскую ложу. Акварель неизвестного английского художника. Фрагмент. Конец XVIII века.

Если отвлечься от тем сакральных и обратиться к вопросам сугубо земным, то здесь обнаружится ещё больше удивительного и интересного. «Как? Неужели холопы способны чувствовать как господа, любить как господа и думать как господа?» Такая постановка вопроса в настоящее время может показаться просто недопустимой, но в начале XIX века эти слова были наполнены подлинным чувством и искренним недоумением. Нет, нет, отказывали простолюдинам в их естественном человеческом качестве не только «уездные барышни», которые хотя и воспитывались «на чистом воздухе», однако «знание света и жизни почерпали из книжек» [4] Повести покойного Ивана Петровича Белки на. Л.С. Пушкин . Разделение на «мы» и «они», на «подлых» и «благородных», повсеместно господствовало в дворянской среде. Вот что писал о крестьянах один из образованнейших людей своего времени Александр Сергеевич Грибоедов: «У нас господа и крестьяне происходят от разных племён, которые не успели ещё перемешаться нравами». Такое удивительное деление было характерно для многих народов. В Польше, например, шляхта приписывала себе сарматское происхождение, выделяясь тем самым из остального населения. Крепостнический стереотип восприятия простого народа после войны с Наполеоном начал постепенно разрушаться, хотя в газетах по-прежнему продолжали мелькать объявления о продаже людей между предложениями купить дрова или скот. Всемирная история изобилует подобной дикостью, достаточно лишь вспомнить дискуссии в средневековой Европе о существовании души у женщин или отказ колонизаторов признавать человеческий статус у покорённых народов.

Как Возрождение явилось временем возвращения к жизни идеалов Античности, так и эпоха Романтизма была обращена к Средневековью, правда, только к его формальной стороне, но не сущностной. Конечно, в культуре «тёмных веков» не было места свободной личности в привычном для нас смысле, а индивидуальность, как таковая, не признавалась, но интерес к человеку был исключительным, во всяком случае, в плоскости соблюдения им предписанных норм поведения. Человек романтической эпохи даже и не пытался вникнуть в суть этих норм поведения, тем более что предшествующее Романтизму Просвещение во многом изменило содержательное наполнение отдельных понятий этики, свойственных прошлому. Возвращённые из Средневековья культы, такие как «культ прекрасной дамы», «культ клятвенных обещаний», «культ дружества и верности слову» всё-таки выглядели иначе, хоть и опирались, казалось бы, на прежние рыцарские традиции. Несмотря на то, что большую половину XVIII века

Россию возглавляли императрицы, женщинам в русском дворянском обществе отводилась роль направлять мужчин к высоким свершениям, побуждать «пыл благородных страстей» и питать его «энергию души». Как там пели средневековые трубадуры и странствующие рыцари, восхваляя свою «прекрасную даму»?

В русском обществе начала XIX века господствовало представление о женщине как о хрупком, нежном создании, хранящей высокие идеалы нравственности и доброты. «Упражнения в науках и словесности» полагались вредным излишеством, ведущим лишь к «охлаждению женщины в любви супружеской». Угрожающим «дамским прелестям» считался как физический труд, так и любая умственная деятельность. Во множестве дамских изданий пестрели вышивки, шляпки, модные платья… Тексты были полны комплиментов и призывов к доброте и благонравию. «Без женщин не образовались бы ни мирные сёла, ни города цветущие: люди навсегда остались бы дикими сынами природы!» – писал один из авторов «Дамского журнала» князя Шаликова. «Пощёчина общественному вкусу» в лице отдельных представительниц слабого пола ничего не меняла: мужчины всё равно не видели в них достойных конкурентов. «Женщина должна любить искусства, но любить их для наслаждения, а не для того, чтоб самой быть художником. Нет, никогда женщина-автор не может ни любить, ни быть женою и матерью, ибо самолюбие не в ладу с любовию, а только один гений или высокий талант может быть чужд мелочного самолюбия, и только в одном художнике-мужчине эгоизм самолюбия может иметь даже свою поэзию, тогда как в женщине он отвратителен… Словом, женщина-писательница с талантом жалка…» Эта цитата из сочинения Виссариона Белинского 1835 года, когда уже о романтической эпохе остались одни воспоминания. Что же тогда говорить о настроениях начала века, когда на печатных страницах можно было прочитать такое наставление для прекрасных дам: «…Избегать противоречий мужу. Ни во что не вмешиваться, кроме домашних дел. Никогда ничего не требовать и казаться довольною малым. Жена может быть умнее мужа, но ей должно принимать вид, будто она этого не знает».