Борис Ефремов - НАБАТОМ БЬЮ В КОЛОКОЛА! Поэма покаяния

И, в чью-то долю проникая,
Мы пели с болью в голосах,
Как брёл степями Забайкалья
Бродяга с ношей на плечах.

И вдруг врывалась в грусть тальянка,
И выходил смельчак к крыльцу,
И захмелевшая гулянка
С притопом двигалась к концу.

Ах, как плясала тетя Аня!
Как дед Андрей присядкой шёл!
Как всплески водки
из стакана
Фонтаном брызгали
на стол!

Как всё качалось и летело!
И, – милая родня моя, —
Кому какое было дело
До зимней вьюги бытия!

Мы расходились под гармошку,
И долго-долго нам вослед
Из полуночного окошка
Горел и лился ровный свет…

Теперь и чаще, и нежданней
Доходят вести до меня,
Что к дяде Гоше с тётей Аней
Всё реже сходится родня.

Одних уж нет на белом свете,
Другие слишком далеко…
Неужто так и наши дети
От нас разъедутся легко?

И приносить им будут вести
В конвертах грустные слова?
И соберёт ли всех нас вместе
Полузабытый зов родства?

Сквозь ветер декабрьский, хмельной,
Рок, песни —
Натужно гудит над страной
«Груз-200».

С небес безголосо вопят
О мести
Застылые трупы ребят —
«Груз-200».

Кошмары афганских потерь
Воскресли.
«Тюльпанами» звали. Теперь:
«Груз-200».

В беспамятстве мать голосит
В предместье.
Застрелен чеченцами сын.
«Груз-200».

Застрелены мать и отец
С ним вместе.
Безжалостны цинк и свинец.
«Груз-200».

Жених никогда не придёт
К невесте.
Невеста винтовку берёт.
«Груз-200».

Руины – последний редут,
Как в Бресте…
И беженцев толпы бредут.
«Груз-200».

Но цепко попутал уже
Гнев, бес ли
Сатрапов, кому по душе
«Груз-200».

Им грезится Новый Союз,
Хоть тресни,
И груз им, понятно, не в груз —
«Груз-200».

Забудем ли о палачах?
О чести?
На веки у нас на плечах —
«Груз-200».

Я плачу от бессилья.
Война, опять война.
Ах, мать моя Россия,
Кровавая страна…

Ни за что на свете не пойму я,
Хоть пробьюсь над этим целый век,
Как разбойно на судьбу чужую
Поднимает руку человек.

Не пойму, какой метелью лютой
Зло во тьме души его поёт.
Кто ему в жестокую минуту
Право на бесчувствие даёт.

Почему ни разу в миг ненастья
Сумрак дум его не обожгло, —
Что страшнее в мире нет несчастья,
Если человеком правит зло.

Что одна единственная вера,
Стоящая смысла бытия —
Не убить ни птицу и ни зверя,
Не ступить ногой на муравья…

Разошлись запоздалые гости.
Отогнав нетерпения дрожь,
На диван возле шляпы и трости
Ты садишься и гранки берёшь.

Невесёлое счастье поэта
Душу, будь ты хорош или плох,
В книжки вкладывать. Новая, эта —
Первый том из намеченных трёх.

Но какою щемящею силой
Типографские дышат листы! —
Не забытою родиной милой,
Где в тоске и дома и кресты.

Роковыми годами скитаний,
Где, взрослея, вскипала душа
Против бритвенных жизненных граней,
Каждый шаг свой в крови верша.

Сердце ныло, звенело, страдало,
Но ему не знаком был страх.
Где жестоких прозрений начало?
Может, в этих давнишних строках?

«Худощавый и низкорослый,
Средь мальчишек всегда герой,
Часто, часто с разбитым носом
Приходил я к себе домой.

И навстречу испуганной маме
Я цедил сквозь разбитый рот:
– Ничего! Я споткнулся о камень,
Это к завтраму всё заживёт»…

Но в далёком незрелом начале
И сегодняшний брезжил день —
Во вселенской смертельной печали,
Божий свет превращающей в тень.

“Как тогда, я отважный и гордый,
Только новью мой брызжет шаг…
Если раньше мне били в морду,
То теперь вся в крови душа”…