Бахтиёр Ирмухамедов - Нетленки. Книга пятая

Бью по клавишам, как будто
Забиваю гвозди в стол.
Так, наверно, марабуты
Создавали свой престол.
Заболею я скорбутом
Без любви и фарандол.

Буквы пляшут на экране,
Собираются в слова,
А моя в угаре пьяном
Не фурычит голова.
Только ты в Узбекистане
Для меня всегда права.

Твой портрет передо мною,
А тебя со мною нет.
И от этого я ною,
Как страдальческий сонет.
Жить с душой своей больною,
Видно, мне остаток лет.

Мне город Ташкент стал уже не родным,
Он больше не город, а просто столица,
Где очень вольготно живется блатным
И где не увидишь открытые лица.

Мой город Ташкент был, как Бога душа,
Заботливо-нежным, веселым и светлым,
Лирично-манящим, и жил, не спеша,
И образом жизни был славен оседлым.

Теперь же в Ташкенте одна суета —
Погоня за долларом круглые сутки;
Одним – миллионы, другим – нищета;
И властвуют всюду рвачи и ублюдки.

Не могут насытиться те, кто вверху:
У более слабых еду отбирают,
И тем, что Аллах им повесил в паху,
Несчастных узбеков нещадно карают.

Деревья срубили – и солнце палит!
Раздели Ташкент, как блудливую шлюху.
Ужасный монгол горожан кабалит
В том сквере, где кедры маячили слуху.

А площадь, где раньше гуляли с детьми
Родители, пары ходили свободно,
Где власть не хлестала прохожих плетьми,
Для вольного духа теперь непригодна.

Убийственный город – он больше не мой.
Завистливый город – он больше не хлебный.
Ташкентцам грозят и сумой, и тюрьмой:
Здесь каждому выдан удел раболепный.

И в пору кричать: «понаехали тут»
Стада маргиналов с умом первобытным! —
Хватают и тащат, гребут и крадут,
И статусом хвалятся будто элитным.

Их рожи свиные и вонь в голове,
И туши смердящие новых ташкентцев,
Их мысли о деньгах лишь и о жратве
Ташкент превратили в оплот вырожденцев.

Кичливых фасадов зеркальная гладь
Пытается скрыть проституцию духа.
Но разве в наряде монашеском б….
Не выдаст себя, что она потаскуха?!

А в Белом Дворце производится мрак,
Его превозносят салютом победным,
Как будто здесь каждый живущий дурак,
Как будто все верят во властные бредни.

Тупой пропаганды отчетливый блеф
Сродни беспринципности Третьего Рейха.
Ташкент и страну переделали в хлев
Для гнусных подручных «Кровавого Шейха».

Повсюду преграды, ограды, заборы
Собой упрекают людей в воровстве,
Но крепко сидят настоящие воры
На шее народа в своем кумовстве.

Уже очевидно, настала пора
Очиститься всем от такого разгула:
Ведь ширится черная бездна-дыра,
Куда упадают рабы Вельзевула.

В элитной части Ваших губ
Мой поцелуй еще трепещет,
Но Вы уже собрали вещи,
Остановив мой «ледоруб».
Из Вашей VIPовской груди
Волненье слышится глухое:
Ведь Вы подумали плохое,
Когда стоял я позади.
И Вы мою прервали речь,
А я хотел излить Вам душу,
Сказав, что грязи не обрушу
На элитарность Ваших плеч.
Ужели я посмею Вас
Обидеть страстностью молений,
Взяв августейшие колени
В заложники в неровный час?
Не уходите, я молю,
Не одевайтесь так поспешно.
Свиданье было столь безгрешно! —
Его стихами восхвалю.
Но Вы уходите в свой клуб
Высочеств разных и Величеств,
Моих не вытерев язычеств
С элитной части Ваших губ.

Я устаю глядеть в твои глаза,
Твой взгляд меня энергии лишает:
Я словно покрываюсь весь лишаем,
И будто колет сердце дереза;
Как будто кровь куда-то вытекает,
И мышцы овивает паралич,
И кости поедает злой тирлич,
И в голове мышленье иссякает.
Ты ведьма или фея, Гульсара?
Какие чары множишь в этом взгляде?
Таишь ты гибель мне в любовном яде
Или готовишь неги вечера?
Твои глаза прекрасны и опасны —
В них и обман, и мысли красота,
В них жар души и гнева мерзлота,
Презренье в них и взор, со всем согласный.
О, не смотри так! Лучше разъясни,
Зачем твои глаза меня буравят —
Они мой дух к великому направят
Иль сердце мне оставят без брони?
О, смилуйся, Гули! Дай мне окрепнуть,
Нам ни к чему такая гомоза.
Я устаю глядеть в твои глаза —
Боюсь от них пожизненно ослепнуть.