Сергей Степанов-Прошельцев - Перекрёсток путей объездных. Лирика

утоплено в сизой мгле.

И выхода нет, однозначно нет,

и снова тоска томит,

и взгляд застревает в мёрзлой спине

облачных пирамид…

Но завтра всё станет совсем иным:

исчезнет куда-то сор,

и я увижу не облачный дым,

а свой незабытый сон.

И степь предстанет совсем другой,

станет добрее вдруг.

Я здесь теперь совсем не изгой,

я – её первый друг.

И когда вновь случится весна,

когда холодам отруб,

то прикоснется ко мне она

маками тёплых губ.

Мне ещё надо в армии обжиться,

чтоб суть её я доосмыслить смог.

Домой поедут завтра сослуживцы,

я на «губе» мотаю новый срок.

Печёт вовсю июльская духовка,

но так морозно у меня в душе.

Я объявлю сухую голодовку,

поскольку снят с довольствия уже.

Лежу опять без всякого матраса,

без курева, обросший и смурной,

но не желает Армия расстаться,

поиздеваться хочет надо мной.

Она пугает ужасом дисбата,

что не приснится и в кошмарном сне,

и командир дивизии по блату

пятнадцать суток добавляет мне.

Но выбор был: с судьбой смириться, либо

продолжить бой, хоть не осталось сил.

Я был по-настоящему счастливым,

когда поверил в то, что победил.

Что позади бессмыслица и беды,

что не живу по правилам чужим.

И эта незаметная победа

была победой над собой самим.

Глаз твоих синие незабудки

* * *

У многих сложных теорем

решений вовсе нет.

Зачем ты пряталась, зачем

все эти столько лет?

Нет, это недоступно мне,

взять не могу я в толк,

зачем я рыскал по стране,

как одинокий волк?

И много-много раз терял

твой взгляд и голос твой,

не зная, что найду тебя

в тебе, а не в другой?

* * *

Восхищенье пройдёт, как дождь,

и останется лишь усталость,

и заменит молчанье ложь —

та, с которой всё начиналось.

Ты входила почти мечтой —

недоступная, хоть и рядом.

Ты хотела стать только той,

без которой всё станет адом.

Сладким мёдом янтарных сот,

лунным отсветом невесомым…

По тебе, как камыш, я сох

и желтел на болоте сонном.

Ты сводила меня с ума,

ты оставила в сердце мету.

Это был лишь сплошной туман,

твой обман, твой коронный метод.

Ветер, этот туман развей,

разгони его хорошенько!

Ты была из семейства змей,

а совсем не Серою Шейкой.

И судьба с каждым днём темней,

корчусь от непонятной боли,

и так пусто в трясине дней!

Обмани меня снова, что ли!

* * *

– До свидания!.. Это осень

говорит губами дождей.

– До свидания!.. Я не очень,

не отпетый ещё злодей.

Я ещё всё плохое брошу,

я тебе совсем не совру,

что звезды алмазную брошку

из созвездья Девы сорву.

Я – легенда о том скелете,

что в шкафу притаиться смог.

Ты прости, обещанья эти

оседают в душе, как смог.

И не праздновать мне победу —

потерял я давно вожжу,

не сдержу я своих обетов,

никогда я их не сдержу.

Не обложен я этой данью —

это лишь подначально снам.

И какое тут до свиданья,

если надо прощаться нам?

И ты, гибкая, словно липка,

только оттиск слепой, клише.

И так муторно, и так хлипко,

и похмельно так на душе.

* * *

Не израсходован заряд

жары, и в сон она сморила.

И снова смуглая заря

всплывает, словно субмарина.

И в этом мире только зной,

не в силах даже петь синица,

и нет надежды ни одной,

что может что-нибудь случиться.

Что неожиданно взревёт

мотор, и ты ворвёшься в лето —

стремительная, как рывок

на финише легкоатлета.

И сядешь на мою кровать,

и всё наполнится тобою.

И мне тогда не сдобровать —

я сразу в плен сдаюсь без боя.

А ты, конечно, не придёшь…

Но обвинять ли надо небо,

что я запутался, как ерш,

попавший в кошельковый невод?

* * *

Щебечут щеглы, как лютни,

но гложет меня обида,

что ты, словно нежный лютик,

красива, но ядовита.

Была непомерной плата,

её ничем не измерить,

и жёлтое это платье —

как будто сигнал измены.

Как будто я сам всё скомкал,

развязка не за горами,

как будто хожу в потёмках

какими-то кругалями.

Мы странные очень люди —

с разгона вступили в старость?

И желтый засохший лютик —

вот всё, что у нас осталось.

* * *

Это такая была закрутка,

было всего так много:

глаз твоих синие незабудки —

что-то от неземного.

Словно к чему-то корабль

причалил и покидают силы.

Словно навечно нас обручали

с небом – таким же синим.