Александр Козлов: Медведь-Шатун

Сзади плетется ледянае гиена,
Разрывает на части мёртвые листья,
Обрамляет деревья круговертью ненастья,
Пламенеет метелью межсезонная смена.

Вторжение славят вороньи армады,
Их голоса теперь самые звонкие,
Обсуждать будут громко материи тонкие,
В цепенеющий воздух бросая тирады.

Река замедляет телодвижения
В пар превращая лишние градусы,
Потянутся вверх заостренные конусы,
Небеса раздирая до кровотечения.

Знает позёмка движенья змеиные,
Ватные хлопья закроют обочину,
Въезжает зима в прошлогоднюю вотчину,
Обнимая буранами шеи звериные.

Исчезли ритуалы алкогольной прыти,
А раньше кровь дурная пела до утра.
Проснувшись без гроша, мы поправляли крыши,
Заначкой хитрой со вчерашнего стола.

Проклёпанные души, жадные до правды,
Не сомневаясь, обнажали без стыда.
Шальные лирики, пивные космонавты,
Не приносящие ни пользы ни вреда.

На лбы лепили философские магниты,
Глубинной мерой измерялась высота.
Сомнительных теорий мраморные плиты
Ломала градусом хмельная простота.

Бонданы чёрные носили как пираты,
Качалось лето от не хитрого вина
И нарушала все казённые стандарты
Протестом бритая гитарная струна.

Нас ненавидели накрашенные куклы.
Бой – френды модные таращили глаза,
А мы их громко посылали на три буквы
Перед гламуром отключая тормоза.

Своими песнями раскидывали сети.
Шептала ноты гладкошерстная трава.
ЛЮБОВНИКИ АНАРХИИ – СЕДЫЕ ДЕТИ
Полемику свободы пили из горла.

Под затяжные песни, с печатью на груди,
Уверенно шагая по колее прямой,
Спасаются от каторги Соратники Любви,
Герои – Нимбоманы окрепшие душой.

Мне захотелось тоже к прозрению идти,
Толпа спросила строго: – Ты парень кто такой?
– Я пасынок анархии и гражданин Земли,
Они пропели хором: – Нет! Уходи ЧУЖОЙ!

Потом другое шествие – мужчины впереди,
Зелёные знамёна несут перед собой,
Кричат о правоверности и святости войны,
Кривыми топорами трясут над головой.

Вот среди них я точно смогу друзей найти,
Но проверяют снова: – Ты парень кто такой?
– Я пасынок анархии и гражданин Земли!
Они мне прорычали: – Беги от нас ЧУЖОЙ!

Не повезло опять мне на жизненном пути
И вдруг услышал мантры – народ идёт другой,
Абстрактную гармонию желают обрести,
Безличностное царство и золотой покой.

Решаю к ним прибиться, чтоб лотосом цвести,
Опять вопрос знакомый: – Ты парень кто такой?
– Я пасынок анархии и гражданин Земли!
И слышу, как обычно: – Не трогай нас ЧУЖОЙ!

Стою забытой пешкой на фоне пустоты,
Вдруг небо вопрошает: – Ты парень кто такой?
– Я пасынок анархии и гражданин Земли!
Оно лишь удивленно склонилось надо мной…

Ледяными клыками обозначила себя бесконечность. Самодостаточна, даже без тепловых колебаний.
Немые созвездия бесприданницу гладят пунктирами, а она смертолюбием мажет следы их касаний.

В самом центре стихии открывается фундаментальность. Пауки-снеголазы закрепляют её паутиной.
Восьмирукие зодчие-демиурги крамольные, мерзлотой выпрямляют трансцендентные грации линий.

Здесь законы материи стынут в объятиях холода. Закутана вьюгами информация сцепленных звеньев
Она в белой агонии бьется, крошится звуками хриплыми, наполняет пустотами чрева смерзшихся комьев.

Прагматизм шатких догм наконец-то увидел свою бесполезность. Никак не оправится от зрительных потрясений.
Замыслы эгоистов перестали быть свято-полезными. Порваны ветром наряды длительных перерождений.

Ледяными клыками открыла себя бесконечность. Безразлична к процессам падений и оправданий.
Она Мать Анаконды-Галактики с чёрными дырами. Зазеркальное отражение замороженных знаний.

Злобой разукрашенный, кровью перепачканный на руинах света пляшет шут гороховый.
Небесами поротый, музыкой отравленный истекает хохотом гаер бубенцовый.

Временем заброшенный, притчами истерзанный зашивает ветром свой костюм изношенный.
Голодом изъеденный, до корней бракованный изучает колкости важных откровений.