Фридрих Антонов: Книга первая. Стихи разных лет

Она сама, как песнь старинная,
Звезда дрожащая в тиши…
Как будто из тумана вставшее
Виденье чувственной мечты.
Там было столько человечности,
Она дарила дивный мир
Старинной песни – песни вечности.
Неподражаемый кумир!
Звучит романс… – душа в томлении…,
Как в годы юности былой,
Как жаль! Ведь всё, что ею делалось —
Давно ушло в тот мир иной. 6 6 Солистка Большого театра, исполнявшая старинные романсы.

Великий гений – Ференц Лист! 7 7 Ференц Лист – великий венгерский композитор, по дошедшим до нас свидетельствам, обладал невероятными исполнительскими способностями, в некоторых случаях, непревзойдёнными до сих пор.
Он был великий композитор,
Непревзойдённый пианист,
Конечно – суперзнаменитость!
Великолепный симфонист!
Он – европейская звезда,
Что не померкнет никогда!

Он концертировал по свету
И изумительно играл,
Его рояль с концертной сцены,
Словно живой оркестр играл.

«Пиано» там – подобно флейте!
Он – в полторы октавы брал
Невероятные аккорды…!
Легенды? Сказки? Иль рекорды —
Божественного мастерства…
Иль совершенство божества?
Такие вот у нас «кроссворды»! 8 8 Здесь слово «кроссворды» использовано в смысле – «загадки». Кроссворды ведь «разгадывают». Значит это слово, помимо основного значения – «пересечение слов», должно нести в себе понятие – «загадка».

Он был поэт печали светлой, 9 9 Великий польский композитор. Он писал в основном фортепианные произведения. Его произведения настолько музыкально тонкие и проникновенные, что не любой пианист может их исполнить. Нет – играют все. Но правильно Шопена играют – единицы!
Певец романтики былой,
Далёкой родины заветной,
Где был когда-то дом родной.

Дар очень редкий и большой,
Ни на кого не схожий гений,
С больной израненной душой,
Но удивительно живой!

Печаль светла и музыка прозрачна.
Как чистый, тихий, светлый родничок,
Из недр земных таинственно струится,
Преображаясь в тонкий ручеёк.

В начале робкий, еле слышный,
Но вот вливается в ручей,
И вот река вступает пышно…
Ни барабанов, ни мечей…
Здесь только лишь фортепиано.
Здесь нет оркестров. Он – сильней!

Сто пятьдесят тому назад,
Минуло полтора уж века
России мудрая земля
Нам подарила человека.

Поэта с пламенной душой,
Борца, гонителя неволи,
И величайшего певца
Печальной, тяжкой женской доли.

Как гражданин своей земли,
Он с нею был до смерти связан:
«Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан», —
Так он писал давным давно.
Так обращался он – к поэту…
(Так обращался он – к себе!
И верен был тому завету!)

Облака потемнели внизу за окном,
Даль сиреневой дымкой покрылась,
Солнце огненным шаром, в венце золотом,
За оранжевой кромкою скрылось.

Тени гуще, плотнее легли на земле,
Тучки, став сероватою ватой,
Под крыло самолёта уходят назад,
Массой дырчатой и клочковатой.

Поднимаемся быстро, темнеет быстрей,
Вот уже темнота победила.
И красавица ночь незаметно пришла,
И своим покрывалом накрыла.

А турбины гудят рассекая эфир,
Ставший чёрной тягучей смолою,
По проходу поднос стюардесса несёт
И поит нас шипучей водою.

Он сухощавый, строгий, стройный,
Изящен как аристократ,
Интеллигентен – во сто крат!
Его оркестр игрою страстной
Пленял всегда. И я был рад,
Когда за пультом дирижёра,
Стоял великий Автократ! 10 10 Великий дирижёр Ленинградского симфонического оркестра, отличался строгой, классической манерой исполнения. Автократ, по-древнегречески, – царь.

Жест чёткий, сдержанный, скупой,
И вместе с тем такой упругий,
И выразительный такой!
Не машет он, как кто другой,
Как птица крыльями, не «пляшет»,
И не «куёт», как тот кузнец,
Не конвульсирует, не скачет —
Как глыба чёткая стоит,
И строго музыка звучит.

Он убедительно простой!
Эмоции он держит цепко.
Лишь иногда чуть-чуть прорвёт
И смотришь, снова спрятал крепко.
А постоянный, «этот взлёт», —
Красиво музыку ведёт!