Иоганнес Бехер - Стихотворения. Прощание. Трижды содрогнувшаяся земля

Что принесла тебе, Германия, их власть?
Свободна ль ты, сильна? В величии и славе
Цветешь ли ты, тревог не ведая, — и вправе
Ждать дней безоблачных и наслаждаться всласть?
Как светлый разум твой могла затмить напасть?
Попрали честь твою они, страною правя,
К в бездну, в сотни раз позорней и кровавей
Всех войн проигранных, заставили упасть.
Твоя душа во тьме, ты совесть потеряла.
Лжи и коварства яд во всех твоих словах.
Но что обманом ты доныне прикрывала,
Вновь обнажает нам кровавый плети взмах.
Струится кровь рекой по городам и пашням.
О, сколько новых бед прибавилось к вчерашним!

Ты, музыки родной цветенье — фуга Bajca,
Ты, Грюневальда [4] Матиас Грюневальд, известный немецкий художник (ок. 1460–1528). В религиозных сюжетах картин Грюневальда Бехер видел отображение страданий немецкого народа. холст — лазури волшебство,
И Гёльдерлина гимн [5] Фридрих Гёльдерлин (1770–1843) — выдающийся немецкий поэт; в своих гимнах славил свободу, образец которой находил в древнегреческой демократии; в мрачный период феодальной реакции в Германии призывал немцев к национальному единству и демократическому переустройству общества. Гёльдерлин был вдохновенным певцом родной природы. В данном стихотворении Бехер имеет в виду гимн Гёльдерлина «Неккар». — родник души его,
Вы, — слово, звук и цвет — повержены на плаху.
А не глумится ли палач и над природой, —
И Шварцвальд, может быть, его игрушкой стал?
Шумят ли дети там, где в детстве я играл?
А Рейн и Неккар, вы ль еще струите воды?
Уже четвертый год по родине рыдаем.
Но где взять вдосталь слез? Под силу ли слезам
Живым потоком смыть всех мучеников кровь?
Тогда умолкни, плач! На помощь призываем
Священный гнев. Пусть он свершит свой суд! А там,
Цвет, слово, музыка пусть торжествуют вновь!

Тот же вопрос постоянный
Мучит меня и во сне.
Тянутся в вышине
Дни чередой непрестанной.
Дней и годов вереница
Передо мной плывет.
И мимолетный год
Целую вечность длится.
Пусть я изгнан оттуда,
Стремлюсь я только туда.
Где б я ни жил, всегда
Сердцем в Германии буду.
Родина, тайну открой:
Скоро ль дождемся мы знака,
Чтобы подняться из мрака
На решающий бой?!
Скоро ли — о, ответь —
Всех вас увижу я снова?
Близко ль до дня такого?!
Долго ль еще терпеть?!
Кто назовет мне дату,
Точно час назовет?!
Как ни гляжу вперед —
Сумраком даль объята.
Хватит ли, хватит ли сил
Этого дня дождаться?
Сможем ли мы подняться? —
Так я себя спросил.
Скрытый во мгле туманной,
День тот не виден мне…
Мучит меня и во сне
Жгучий вопрос постоянный.
Но беспощадный вопрос,
Вечно меня тревожа,
Делает сердце строже.
В ненависть он перерос.
И я отброшу все страхи,
Робость и слабость свою,
Чтобы в последнем бою
Мстить за погибших на плахе!

Снег падает, как легкий белый пух.
Деревья все он выбелил вокруг.
Снег падает. Весь город им покрыт.
Как мягкий свет, он землю серебрит.
Снег падает. Все вьюга замела.
Снег никому не причиняет зла.
Он в сердце мне проник, холодный снег.
Зачем я сам не снежный человек?
Я от тебя иду, а снег готов
Запорошить следы моих шагов.
Растет стена сугробов снеговых,
И голод мой как будто бы утих.
Снег падает…

В шесть вечера явился прокурор,
Он текст бумаги огласил:
«Наутро в шесть…» Окончив приговор,
Он выскользнуть за двери поспешил.

Стол в камере. На нем рука. Одна.
И вот еще. Их две. Легли на стол.
Он руку вытянул одну. Стена.
По волосам другою он провел.
Но вот рука бессильно опустилась.
Вот оживилась, ухо теребя.
Да чья же ты? Все так переменилось,
Что он своей не чувствует тебя.
Скользнув к лицу, рука бровей коснется,
Дотронется до воспаленных глаз.
«Скажите мне, что увидать придется,
Глаза мои, вам утром в этот час?»

Стол в камере. Он в пятнах клея.
Он, верно, мертв. Немало лет ему.
Но доски оживают, зеленея,
Дубравы шум врывается в тюрьму.
Прогулка школьная. Своих ребят
Привел учитель в лес. Хотят купаться.
Им кельнерша приносит лимонад,
И школьники в траве густой резвятся.