Иоганнес Бехер - Стихотворения. Прощание. Трижды содрогнувшаяся земля

Пусть звонки надрывались во всех углах; зато здесь, в Эттингене, в интернате святого Иоанна, можно было среди бела дня увидеть звезды. Открытие это сделал воспитанник интерната, пожелавший остаться неизвестным. Изобретатель пользовался самыми простыми средствами. Ему пророчили будущность великого астронома. Нет, наукой о звездах я никогда не занимался, вынужден был я признаться, но некоторые созвездия отец мне показывал. Когда я долго смотрел в высокое необозримое небо, усеянное звездами, мне всякий раз становилось страшно, что я вдруг отделюсь от земли и стремглав взлечу вверх, в бездонное мерцающее безмолвие. Слишком уж огромна была эта бесконечность. Иногда я решался помериться силой со звездами. По тому, как человек переносит вид звездного купола, думал я, можно судить, насколько он вырос. По вечность неизменно поглощала меня, — так мал я был. Между тем я знал людей, которые совершенно спокойно смотрели на звездное небо, точно мерцающий свод был делом их рук; они показывали пальцем то туда, то сюда, все объясняли и каждой блестящей точке давали благозвучное имя. Значит, приходил як выводу, этим людям вечность по плечу. И вот здесь, в интернате святого Иоанна, в Эттингене, воспитанник интерната сделал открытие, которое позволяет среди бела дня любоваться чудом звездного мира. Новый прибор просвечивает насквозь самую густую тучу. Прибор уже послали в Мюнхен — сам директор Ферч об этом позаботился, — чтобы взять на него патент. Да и газеты уже раструбили о нем… Всю первую половину дня я гадал, кто этот счастливец, в недалеком будущем — изобретатель с мировой славой. Вскоре я уже в каждом воспитаннике видел того, кто сделал столь великое открытие, и все воспитанники, только потому, что среди них жил гений, поднялись в моих глазах на необычайную высоту. После обеда пошел небольшой дождь, но меня утешили, что дождь не помешает увидеть звезды.

— Кто хочет видеть звездное небо? Начинается! Начинается! — кричали ребята и вместе со мной торопливо бежали во двор.

Моя очередь была последней. Передо мной еще двое удостоились счастья увидеть чудесное небо. Для этого надо было снять куртку и сесть на стул. В рукав куртки вставлялась трубка.

— Видишь?

— Да, вижу, — пробормотал первый счастливец из-под куртки и назвал несколько созвездий.

— Вижу каналы на Марсе! — голосом, дрожавшим от восхищения, воскликнул совершенно потрясенный второй наблюдатель. — А вот и марсиане, ясно вижу, они стоят у каналов и что-то роют… Нет, подумать только… Полуангелы-полудраконы… Вот они прыгнули в море, страшные чудовища…

— Это трубка особого свойства, хоть она и похожа на обыкновенное ламповое стекло, — разъяснил мне один из старшеклассников и добавил: — Ну вот твоя очередь! — Я старался не выказывать своего нетерпения и благоговейно уселся на стул. Куртку я снял и почти торжественно отдал какому-то мальчику.

— Садись поудобнее, вытяни ноги, голову запрокинь, больше, больше, представь себе, что тебя бреют, что ты в парикмахерском кресле, так, так, теперь ты смотришь прямо в небо. — «Может быть, я услышу нежное „дзинь“, когда покажутся созвездия», — мечтал я. — Рот открой, как у зубного врача. — И я открыл рот, как у зубного врача. «Это, наверное, для того, — подумал я, — чтобы удобнее было удивляться…» — Сейчас, сейчас… Минутку… Ну, видишь что-нибудь?

Хоть я и ничего не видел — в отверстие трубки просачивался унылый серый свет, но, если первые двое видели, мог ли я не видеть, ведь ничего не увидеть было бы стыдно, это огорчило бы изобретателя и остальные лишились бы удовольствия, а мне хотелось всем доставить удовольствие, поэтому я ответил из-под темного рукава:

— Вот, кажется, вот… Подождите, подождите, я сейчас… Да, вижу… вижу… Канал! Канал! — Увы! никакое звездное небо не раскрылось передо мной, и я боялся, что сейчас опрокинусь навзничь вместе со стулом, трубка давила на голову все сильнее.

— А марсиан видишь?

Увы, и нежного «дзинь» не было!

— Да, в самом деле, вижу каких-то… полуангелы, полу-драконы… Они как раз вышли из моря… — Я готов был увидеть всю вселенную, только бы встать со стула… «Проклятая затея», — ругался я про себя. — Еще я вижу комету, она несется на землю… — кричал я в отчаянии.

— Что предсказывают звезды? Читай!

Полулежа на стуле, я не мог сразу вскочить, да и ноги мои кто-то крепко держал, а через трубку лилась вонючая жижа, она попала мне в открытый рот. Я сорвал с головы куртку, все танцевали, хлопали в ладоши и кривлялись. Я стоял в центре, облитый вонючей жижей. Вокруг меня с воплями прыгали мои мучители, и вдруг я почувствовал у себя на лице, под грязью, улыбку: я улыбался, как улыбался в тот раз Францль… Пусть бы он меня увидел сейчас, мой Францль, быть может, что-нибудь и простилось бы мне… Разве меня, лежавшего на особом эшафоте, не подвергли казни ко всеобщему удовольствию, и разве не за то меня казнили, что когда-то Францля высекли вместо меня, не за то, что мы так гнусно пытали его в садоводстве Бухнера? Мои плевки и плевки остальных мучителей превратились, наверное, в эту жижу, в эту вонючую жижу. Я закрыл лицо руками, — нет, таким мужеством, как Францль, я не обладал, я не мог открыто нести свое лицо, липкое от грязи!