Леон Красов - Шкатулка волшебника

Наша искренность

бессовестно лукавит.

Но ушедшее нам кажется ясней,

Без ужимок оскорбленного подвоха,

Может вправду

мир становится честней

В сантиметрах от решающего вдоха.

Может вправду

знаньем полнится ларец,

И Господь легко мои ошибки правит,

И исполнит обещанье наконец,

И тщеславия мне боле не оставит.

Вам совет да любовь

да зеленые кущи,

Мне лететь в облака,

распрощавшись с Землей,

Почему-то прошедшее

кажется лучше,

Вы, наверное, не согласитесь со мной.

Почему-то давно

все являлось иначе,

Яркий свет,

и вода, и песок, и трава.

Это выглядит странно,

но видимо значит,

Что когда-то на все были наши права.

Мы владели судьбой

в безудержности страсти,

И она отвечала

всей страстью своей,

А теперь ваш черед

испытать это счастье,

И теперь мой черед возноситься над ней.

Таишься в шелковом тумане

Прозрачно нежном,

Давно воспетом Модильяни

Рукой небрежной,

Где в гранях теней угловатых

Штриха неровность

Таинственно замысловата

Сквозь черт нервозность.

Порыв, застывший на мгновенье,

Тобой владеет,

Но страстное оцепененье

Уж не довлеет.

И в неоконченном сюжете

Полунаброска

Растворена в ажурном свете

Краса неброско.

В вершинах молния ударила

Огнем безумным и беззвучным,

А в стеклах отразилось зарево

Изломом дрогнувшим и скучным.

Душа осталась равнодушною,

Ей не хватило взрыва света,

Все буйство красок ночью душною

Осталось там, в далеком где-то.

Мы попались

на удочку с яркой наживкой,

Зазвучавшую флейтой

в руках крысолова,

Мы пытались застрять

в отчужденной ужимке,

Мы пытались обрушить

значение слова.

Век огромен и мрачен,

каждый день в новой роли,

Каждый миг

озабочен проблемой своею,

Мы попались на удочку

страха и боли,

Страх слабеет с годами,

а боль все сильнее.

И внезапные судьбы

судьею ненужным,

И забытые крахи

блиставших формаций…

Мы попались на удочку,

словно на ужин,

Мы попались…

И боль…

И восторг папарацци…

Просыпается мир

застывших форм

Золотистым сияньем скола,

Обрывается

завтрашний горизонт

Непонятным значеньем слова.

Свет пытается

грани отшлифовать

Сквозь бесформенные понятья,

Миг ломается,

возродившись вспять

Чрез сомнения и объятья.

Жизнь прошедшая

огоньком свечи,

Стылой звездочкой-одиночкой,

Торопливостью

ста шагов в ночи,

Непогашенною отсрочкой.

Просыпается

миф усталых форм

Бесконечностью снов крушений,

И кружение

обреченных фор

Не способно принять решенье.

Ночная птица

пролагает путь

Пунктиром

через звезды в неизвестность

И нашу

нерастраченную нежность

Уносит

в неизведанную суть.

И тишина,

нарушенная ей,

Воистину

блаженна и безмолвна,

И прошлое

заведомо условно,

Как будущность

незавершенных дней.

А тьмы объятий

тягостная жуть

Сгущает тени

сладостной аферы,

В которой

страстным отраженьем веры

Ночная птица пролагает путь.

А по утрам

он стоял на голове.

Непонятно зачем, но стоял.

А вообще-то

голов было две.

После стойки он их менял.

И пытался

в себе отыскать

Прямо к сердцу ведущую нить,

Чтобы

если придется страдать,

Не колеблясь ее заменить.

А по утрам

так хотелось летать,

И толпились

смешные слова…

Но мешали запретов печать

И вторая его голова.

Ночь опоила нежность

Пряной росой своей,

Мир погружен в безбрежность

Сквозь кружева теней.

Кружится мир воскресший

В танце забытых лет,

Страстно окутан в грешный

Звезд золотистый свет.

В небе луна, рисуясь,

С ночью вступает в спор,

Сквозь отголоски улиц

Кружит ночной дозор.

Кружится мир воскресший

В танце забытых лет,

Страстно окутан в грешный

Звезд золотистый свет.

Сквозь откровенья сказки,

Сквозь возраженья дня

Льются потоки ласки,

Нежностью слов маня.

Кружится мир воскресший

В танце забытых лет,

Страстно окутан в грешный

Звезд золотистый свет.

Уже аплодисментов шквал

Прощальной мессой зазвучал,

Воспринимая как аврал

Свой выход.

Риторика ушедших лет,