Леон Красов - Шкатулка волшебника

Очерчен беспощадно и навечно,

Вселенная

безмерна и беспечна,

Но ограничен восприятья шок.

И струн души

шальная благодать,

И мнимая гармония вселенной

Пытаются бессмысленно связать

Суть страсти,

что лишь кажется нетленной,

Суть преисподней,

что одна верна

Неверью низверженья с пьедестала,

Суть откровенья

жизненного дна

В моленье запредельного устава.

Но мир внезапно озаряет рок,

И неподвижность

переходит в вечность.

У каждого мгновенья

жизни срок,

И все же срок мгновенья –

бесконечность.

Сквозь неразгаданные тайны

В небытие ушедших лет,

Воспоминанием нечайным

Весны далекой нежный свет.

Коварство

в виде милосердья,

Злодейство

в маске бунтаря,

И ощущение бессмертья

Грядущего календаря.

И паутинки неустоек,

И разногласия сторон,

Пророк

еще отнюдь не стоик,

Порок

еще не осужден.

И откровением прощанья

Почти угаснувших костров,

Забытых голосов звучанье

В биении колоколов.

Как хромосома,

свернута в спираль

Вселенная в загадке мирозданья,

Дана нам

бесконечность созиданья,

Но не дана вселенская мораль.

Стремясь принять

значение основ

В предназначеньях, ложных изначально,

Теряем нить,

как это ни печально,

В бессмысленном потоке мудрых слов.

Мы прячемся

в порывах доброты

И ищем в ней успокоенья благость,

Но в щедрости душевной

не осталось

Природы изначальной чистоты.

Мы безуспешны в поисках корней,

Что растворились в суматохе дней.

В обнажении основ

Сна, сошедшего лавиной,

Вдруг вскипят в потоке слов

Страсти древности былинной.

Тот же странный календарь

Лун смещений и игралищ.

Непогашенный фонарь…

Как ты многого не знаешь.

Непомерен рабства строй.

Сокрушенные надежды.

Кто ты, вовсе не герой,

Но восставший над невеждой?

Сквозь препоны и века

Шум борьбы и блеск пожарищ,

И оборвана строка…

Как ты многого не знаешь.

В отраженьях прошлых лет

Память иррациональна,

Нет в ней дат, и фактов нет,

Все расплывчато-скандально…

Мысли предков, страха стон …

Смерть и время не обманешь.

Уважительный поклон…

Как ты многого не знаешь.

Когда рождаются стихи,

А их рождение невнятно,

Когда рождаются стихи,

Их пишет ангела перо.

Берутся в качестве чернил

Шальные солнечные пятна,

Берутся в качестве чернил

Разлуки горечь и перрон.

Пусть каруселью прочий фон

Бумажных ворохов и акций,

Пусть каруселью прочий фон

Страниц, охваченных огнем,

Когда рождаются стихи,

В них скачут солнечные зайцы,

Играет сказочный тромбон,

И звезды шепчут о своем.

Самое время

разбойного часа.

– Час –

отвечает строка.

Самое время

разбойного гласа.

– Глас! –

восклицает строка.

Самое время

разбойного смеха.

– Смеха –

хохочет строка.

Самое время

разбойного эха.

– Эха –

бормочет строка.

Самое время.

Разбой уже начат.

Ужаса вьется река.

Самое время…

И кто-то в нем зачат

В гуще войны и греха.

Пред страхом распростертый

Теней я слышу строй:

– Вначале выпей мертвой,

Потом возьми живой.

Не бойся и не кайся,

А сразу через край.

Ты в мертвой искупайся,

Живому цену знай,

И с прошлым расставанье

С собою брать не смей,

А мертвое познанье

Живой водой запей.

Осенний сад в процессе увяданья,

И желтый лист все более внизу,

Но вертится надежда в подсознанье,

Нашептывая страстную бузу.

Еще скрываем глупые промашки,

Еще не ценим чьей-то доброты,

Еще жуем порою промокашки,

И топчем запоздалые цветы.

Еще дрова просохшие не колем,

И не приносим к печке на поклон,

И окна не заклеиваем в школе,

Не веря в отопительный сезон.

Звучали

трубные минуты

Пьяня.

И уносило

ветром лютым

Меня.

И свет

неведомых открытий

Алкал,

И устремлялся

тонкой нитью

В астрал.

Незримое

сгущалось тенью

Межи,

И обрывались

откровеньем

Во лжи.

И звезды

обращались в путы

Средь дня.

И уносило

ветром лютым

Меня.

То ль познанья

постигается венец,

То ль тщеславие

свободой ложной манит,

Чрез препоны

понимания сердец