Элла Птица - Сборник ЛитКульта 2019

Под взглядом придирчивым света,
в услужливых лапах судьбы
ты так безнадёжно воспета,
что жалость встаёт на дыбы.

И нежность, проклюнувшись почкой,
качает тебя на листе,
играясь то в мамы, то в дочки
и сказки заводит не те:
о людях, летящих на небо,
о яблоках, съеденных впрок.
Прикроешься именем Ева
и клацнешь надёжное ОК.
И жалость восставшая трезво
оценит мышиной возню.
И примется комкать и резать,
и мерить по сто раз на дню.

Пожми удивлённо плечами,
оставшись на вольных хлебах.
Мы завтра с тобой одичаем
куда не ступала нога.
Мы завтра протопаем тропы,
откроем святые места.
Мы завтра распишемся кровью
на мирно почивших листах.

И снег под ногами заплачет,
мешаясь привычно с песком.
И город, прикинувшись зрячим,
увидит, что мы высоко
летаем и падаем звонко,
и лоб расшибаем на раз.
Пусть нежное сердце ребёнка
оставит тебя умирать
на красной каёмочке блюдца,
звеня молотильным бочком.

Позволь на тебя оглянуться,
впитать эту кровь с молоком.
Улыбку сорву и упрячу
в священных псалмах между строк:
мечты, любопытство, упрямство.
И клацну заветное ОК.

кристально чистая тоска
под маринадный огуречик.
присядь со мною, человечек,
слова прольются тихой речью,
и речка-реченька близка.

а в речке сказочка о том,
как в ясном месяце апреле
слова, не думая о цели,
с цепи срываясь полетели
о стену, на пол…

я никто
тебе с тех пор.

звенели маки,
под утро плакали собаки,
луну сгрызая до дыры.
но обнищавшая краюха
смотрела с неба хмуро, сухо.
так я с тобой заговорить
пытаясь, гляну: ты краюха.
ты смотришь с неба хмуро, сухо.

ты идеальна (мать Тереза!)
добра, участлива. железо
ты плавишь взглядом.

кем я стал?

трещит по швам мой дом кромешный.
здесь были славные моменты.
и тишь да гладь,
но я устал.

стена стеной.
не плачь, богиня.
язык цепляется за имя
и прячет бережно храня.

молчу.
пора озолотиться.
ты слишком жаркая жар-птица,
воды не хватит у меня.

В пустыне было тихо и темно,
И даже сердце шёпотом стучало.
Уединенье, всех начал начало,
Желанное и сладкое вино.

Земная слава, деньги, красота,
Плач соловья о розе несравненной —
Как это все неизмеримо тленно,
Когда свои ладони пустота

Над миром простирает. Забывай,
Как забывает радости вдова,
Седой солдат – осаду Исфахана.

Всю суету сует смешай с песком,
Не плача, не жалея ни о ком
Среди кустов-скелетов бездыханных.

Люблю полупустой вагон метро,
Стекло, в котором я не отражаюсь.
Здесь демоны, глядящие хитро,
У поручней почтительно прижались,

Подобострастно ловят каждый жест,
Придержат когтем двери раздвижные…
Здесь домовые нижних этажей
Навытяжку стоят, как часовые.

Я самый страшный хищник в эту ночь,
Меня боятся сущности и люди.
Нет ничего, что мне не превозмочь,
И от меня ни капли не убудет.

Но что мне делать с силою моей?
Скольжу, лечу одна во тьме промозглой.
Змеятся в лужах блики фонарей,
А на глазах моих пылают слёзы.

Вот промелькнула тень в чужом окне,
Привычно хлопоча о дне грядущем…
И я хочу туда! Откройте мне!
Бесстрашные… Имеющие душу…

Бог выше распрей гендера и пола,
Единственный, не знающий греха.
Они кричат: «Гори, умри, Энола!»
Энола кормит грудью и глуха.

Наверное, она не виновата
(Скажите, кто из смертных без греха?)
Что родила нам меченого брата,
(Такого Ева родила когда-то),
Что родила нам порченого брата,
Что атомного сбросил петуха
На Хиросиму – та в лучах заката
Была, как место лобное, тиха.

Смешались в кучу кости и копыта,
Стекает кожа с пальцев и лица.
Ничто, как говорится, не забыто,
Не выключай, досмотрим до конца.

Огромное бессмысленное древо
Отъединило небо от земли.
На это дело грустно смотрит Дева,
Лежащая в урановой пыли.