***
Приснились мертвые. Хотят поминовенья.
Хотят побыть еще, пресуществиться в хлеб,
Войти в зрачок неистребимой тенью
Набухших соком марта красных верб.
Три пирога и соль, для тех, кто снится,
Для тех, кто домом выдохнут как дым,
Пускай склюют, аукаясь, синицы,
А стыд и горечь нищим подадим.
Настанет время, ангел недомолвок
И нам оставит щель между ресниц,
Залив замки забот кипящим оловом,
И спрятав ключ от них между страниц.
Круги по воде,
Как кривая моих колебаний
Бегут от упавшего
В омут безвременья дня.
До кромки песчаной,
Стрекозьих в рогозе сверканий,
Сетей на ветру
И согревшего чайник огня.
Круги по воде,
Там, где пущено слово и дело,
Расходятся вольной волной,
Умножаясь в сто крат,
С другими кругами сойдясь.
Не того ль я хотела,
Роняя как камень себя
В этот маленький ад?
Третий берег —
Берег отражений,
Обломав у кромки
Синий лёд
Приглашает
Побороть неверье,
В хрупкое бессмертие
Зовёт.
Стоит пальцем
Подцепить коросту
Рыхлого, фестончатого
Льда,
И откроется
Глубокий, звонкий
Воздух,
Бросивший туман
На провода.
Третий берег,
Как спина китовья
Медленной дугою
Промелькнёт,
И уйдёт на дно
У изголовья
Мелким шрифтом
Набранных забот.
***
Окна мерцают.
Немые сирены
Пророчат
Скорый конец
На почти
Почерневшем снегу.
Ложные звезды.
Слепая толпа
Многоточий.
Окна клубятся
И гаснут
На каждом шагу.
Тёмные туши домов
В чешуе окаянной
Тихо плывут
Мне навстречь,
За собой волоча
Полосу света,
Увитую
Надписью бранной,
Окорок битого льда
И замок без ключа.
Два тополя
Ведут меня до дома,
Придерживают
Ласково меня.
Я согласилась
Ими быть ведомой
По краю
Засыпающего дня.
Пусть думают,
Протягивая ветки,
Что вот еще чуть-чуть
И упаду,
Пусть верят,
На ходу сплетая сетки,
Что гонят
Неминучую беду.
Взбегу я по ступенькам
Торопливо
И дверью обозначу
Горизонт.
Ну, тополя! Спасибо!
И – счастливо!
А солнце дальше
Мирно поплвыет.
***
Я состою из прошлого на треть,
Но чувствую затылком и плечами
Как все мои «взрываться» и «гореть»,
«Хотеть», «искать» истаивают сами,
Столкнувшись с острой точкой бытия,
С той самой настоящей точкой света
В которой пребываем мы, скорбя,
В которой май себя роняет в лето,
В которой каждый выдох, каждый вдох
И каждое душевное движенье,
Сопряжено с движеньем рук и ног
И требует прямого продолженья.
Вот – настоящее. Я помещаюсь в нем,
Вся целиком, со всеми «было», «будет».
Вот – настоящее. Мой настоящий дом,
Источник разбегающихся судеб.
В полосе отчуждения
Выстроен скорбный мой дом,
В нём вишнёвые косточки – окна
И листья бессмертника – двери.
Я стою и качаю
Горячую боль языком,
И полынная горечь
Прихлынула к горлу – Не верю!
Ни в молочную строчку
Туманных шаров фонарей,
Ни в дорогу под липами,
Ни в колыхание ветра.
Я хочу одного – уходи,
Уходи поскорей!
Нас не выдержит
Ниточка жженая – вера.
На одном волоске
Повисаю над бездной огней
В ожидании —
Может быть, что-то и будет.
Ветер дует.
Как зябко
Наивной надежде моей!
Ветер дует
И губы горячие студит.
Искренность – двойное острие.
Не давая передышки слуху
Выпускаешь ты в полет ее
И она летит ко мне на руку,
С клекотом впивается в висок,
Вдалбливая правду острым клювом.
Искренность, как золотой песок,
Пущенный в работу стеклодувом.
Не проходит, не даёт забыть,
Не стихает и не остывает.
Искренность – сияющая нить,
Без которой счастья не бывает.
Трава=врата
Отворена как рана
Отваром вековечная вина.
Бессмертник говорит:
«Пока не надо. Рано.»
И гнется ивы белая спина.
Приходит яблок срок,
Темнеют их подглазья,
Ложатся тени возле черешка.
И шарит ощупью
В холоднобокой вазе
Заката длиннопалая рука.
Запахло вечностью
Грушовкой и анисом,
И заплясала на краю зрачка
Взлетая кверху
И ныряя книзу
Заката длиннопалая рука.
И если ливень,
Не жалея, вычесть,
Прольется тишина
Как из ведра.
На переулки,
Что стоят набычась,
Нисходит яблок
Первая пора.
Как настоящий ключ
К поддельному замку
Не подхожу ни к яблокам,
Ни к лету.
Иду к тебе по вязкому песку
Путём деленья
Наших общих клеток.
Читать дальше