Яна Варшавская - Рукописи не горят

Бумага плачет акварелью:
смешались в серое тона,
исчезли краски… Две недели,
как им объявлена война.
Зелёный цвет – под слоем пыли,
горят болота и леса,
а солнце алое за дымом —
не хочет показать лица…
Художник что-то перепутал,
не может солнце не сиять…
Откуда взялся мрачный купол?
Его не сдвинуть и не снять…
Планета выбрала неверный
маршрут, но всё-таки летит…
Позволь сойти, я буду первой,
ведь мне с тобой не по пути…

Бумага плачет акварелью:
смешались в серое тона,
исчезли краски… Две недели,
как им объявлена война…

Свинцом окутана планета,
но в небе солнца белый круг
лучи соломенного цвета
сквозь тучи посылает вдруг…
И свет живительный ласкает,
и небо выше на чуть-чуть:
уже как будто и не давит
и просит даже улыбнуть…

А нынче выдалась минутка…
Грустить бы мне, да вот никак.
Хожу и улыбаюсь шуткам
судьбы… И вижу новый знак…
Пройти бы мимо или сделать
судьбе покорно реверанс…

Для космоса, конечно, мелочь,
а мне – лет десять про запас…

Старенький мотив, совсем забытый
вдруг так ясно в мыслях зазвучал,
словно память сквозь стальное сито
жизнь просыпала, а он застрял…

А завтра может и не быть,
уходят все, и даже Боги…
И будет незачем просить
свернуть кого-нибудь с дороги.
Теперь дорога вся твоя,
шагай по ней куда придётся…
Попутный ветер сентября
вперёд с листвой багровой вьётся…

А завтра может и не быть.
Прощают все, и даже Боги…
И дождь осенний будет лить,
а ветер обивать пороги…

Ты для меня – разрыв шаблонов
и аксиома нежных встреч…
Семь миллиардов божьих клонов,
а ты один сумел обжечь
горячим холодом пристрастий,
надменным ликом визави,
вернувшись после долгих странствий
в трансцендентальности любви…

Ночь вальяжно, самонадеянно,
словно утро уже не случится,
распустилась с небес тёмным веером
всё окутала… Спрятала лица.
А потом эта ночь размотала
фонарей золотые гирлянды
и зажгла, будто солнца не знала,
жёлтых окон большие квадраты…

И луна, с этим даже не споря,
разлила серебристые реки,
в них спасались от летнего зноя
и купались ночные проспекты…

А когда тишина опустилась,
ночь дремала, не чуя подвоха…

Только утро уже заискрилось,
и рассыпало солнечный шорох…

Ты так любила тишину, а тишина не приходила…
Ты так любила поутру горячий чай и кекс с малиной.
Ты ненавидела, когда внезапно рушились все планы,
ты ненавидела тогда вновь паковать всё в чемоданы…

Ты уходила далеко, совсем не думая, что дальше,
ты шла, а рядом никого… И вдруг вопрос: «А был ли мальчик?..»

Упало небо, придавив ещё вчерашние просторы…
Так просто: дерево срубив, весь мир лишается опоры.

А это дерево несло в своих ветвях большие гнёзда:
сороки много лет подряд своих птенцов купали в звёздах…
Высокий тополь, осмелев, в дождь укрывал фасад и нишу,
а утром дворик опустел… И небо рухнуло на крышу.

Одиноко бродила душа
по перрону безбожного мира,
ёжась, кутаясь в то, в чём пришла…
И едва ли ей сбросить по силам
старый плащ расставаний, разлук
с капюшоном сквозных электричек
и платок, что ловил каждый звук
поездов и мельканье табличек
незнакомых названий чужих
городов и малюсеньких станций
и огромных нарядных столиц,
оставляющих всё, кроме шансов:
на когда-нибудь, может, ещё
встретить, вспомнить, обнять и остаться…

Только крикнуть и тронуть плечо…
И сквозь слёзы потом улыбаться…