Константин Вулах - Еврейская тетрадь (сборник стихов)

Для христиан там - Воскресенье,

А для евреев - сущий ад.

Их мнимый грех, в тот день зачатый,

Застрял в умах, как в горле ком,

А ведь они не виноваты,

Что Иешуя стал Христом.

Во всем их после обвиняли,

И кто их тем не попрекал,

Но коль Христа бы не распяли,

То он и богом бы не стал.

А я взгляну немного шире

На ту историю с Христом:

Все, что творят евреи в мире,

Выходит боком им потом.

Взять хоть бы Маркса, хоть Эйнштейна,

Что к бомбе руку приложил,

Хоть Фрейда взять, что нелилейно

Нутро нам наше обнажил.

Все неприемлемо и клято,

Все отвергаемо вокруг,

Во всем евреи виноваты,

Одна вина и нет заслуг.

И мир, нисколько не добрея,

Опять нам цедит сквозь уста:

"Зачем скажите вы, евреи,

Распяли нашего Христа?"

Фрейлахс

1. Вы посмотрите, что за музыканты

Сегодня нам играют и поют.

Всегда дарят веселье их таланты,

Ну как же всем не веселиться тут.

Припев:

Так попляшите с нами, тетя Дора.

И стар, и млад пустились танцевать.

Играют фрейлахс, и в такую пору

Грешно, ей-богу, в стороне стоять.

2. Под эти звуки ноги сами пляшут,

Глаза смеются, а душа поет.

Пускай умчатся прочь заботы ваши,

Пусть голова немного отдохнет.

Припев.

3. Бывают танцы и другие тоже,

И очень даже модные на вид,

Но только фрейлахс сердце нам тревожит,

Один лишь он нам душу веселит.

Припев.

Семь - сорок

В семь-сорок поезд на Бобруйск,

Скорый поезд на Бобруйск

В дальний путь от вокзала уходит.

Я сам себя в душе корю,

Почему не говорю,

Что любовью давно горю.

Мы расстаемся снова,

Так будьте мне здоровы.

Я приготовил много слов для вас,

Но не успею их сказать сейчас.

Ой, уходит поезд на Бобруйск!

В семь-сорок поезд на Бобруйск,

Скорый поезд на Бобруйск.

Вся родня собралась у вагона.

Все мне советы подают,

На прощанье руку жмут

И приветы со мною шлют.

Я говорю им снова:

"Так будьте мне здоровы!"

А что мне вам сказать, родная,

Чтоб я так знал, как я не знаю.

Ой, уходит поезд на Бобруйск!

В семь-сорок поезд на Бобруйск,

Скорый поезд на Бобруйск.

Шум и гам, тарарам, суматоха.

Вокруг полно людей и пусть,

Никого не побоюсь

И признаться в любви решусь.

Но я кричу вам снова:

"Так будьте мне здоровы!"

И пусть мне так же горя не видать,

Как не успел я ничего сказать.

Ой, уходит поезд на Бобруйск!

Поехали!!!!!!!!!!!

"Кама зман...?"

Я пока еще не старец,

Но ответить на вопрос:

"Кама зман ата ба арэц?"

Уж не выпадет всерьез.

Потому что лет остатки

Пустяковый, в общем, срок,

И остатки те несладки,

Но иначе я не смог.

Были, знать, на то причины,

Но кому тут объяснять,

И свои искать в том вины,

И кого-то обвинять.

Незатейливо, но ловко,

Уж кого тут ни вини,

Хитрая судьба-воровка

Годы выкрала и дни.

И осталась только старость

Из того, что Бог мне дал.

На вопрос:" ... ата ба арэц?"

Отвечаю: "Опоздал!"

1996 г. Израиль

***

Этот мир эфемерно реален,

В нем громами звучит тишина.

То ли дух здесь так материален,

То ль материя духа полна.

Этот воздух, напоенный зноем,

Эти горы в морщинах веков,

Эти волны, бегущие строем,

Небо синее без облаков.

И обилие солнца и света,

И мерцание звезд в тишине...

То ли видел я все это где-то,

То ли это жило все во мне.

Не понять это все разуменьем,

Всеми чувствами не ощутить.

Сердце бьется в тревожном волненье,

И натянута времени нить.

А душа все тоскует и стынет

Под тревожной ночной тишиной,

И все снится, все снится пустыня

Перед Богом мне данной страной.

1996 г. Израиль.

Мы хотим

Приходится жить у души на излете,

В стараньях, мученьях, тоске и работе,

Но все же назло всем мученьям своим

Судьбе своей скажем: "Анахну роцим!"

Пускай пожалеем о сытном галуте,

О том, что чужие пока мы по сути,

Но в сладкое прошлое не убежим,

Не спутаем буквы: "Анахну роцим!"

"Анахну роцим!" - и судьбу одолеем,

И новое счастье увидеть успеем.

Здесь все были в прошлом олим хадашим.

Они так хотели, и мы так хотим!

***

Там было все привычно и знакомо:

И дом мой старый, и трава у дома,

И сам себе так был я там знаком,

Как та трава и тот же старый дом,

И как тот мир, день изо дня привычный,

Как будто мне принадлежавший лично.

А тут, куда ни глянь - все по-другому,

Прекрасно и умно, но незнакомо,

И в этой незнакомости своей

Пугающе в банальном беге дней.