Анатолий Объедков - Моя Атлантида. Избранное

Опять жасмин в саду цветёт,
Благоухают снова ночи.
И кружит звёздный хоровод,
В озёра опуская очи.

Прости меня, родимый край,
За то, что был я долго болен
И слышал лишь вороний грай
У тех высоких колоколен.

Прости, что предок мой не смог
Вселить в меня побольше веры,
Чтоб в поле каждый колосок
Мог вызреть и под небом серым.

Цвети, жасмин, премного лет,
Волнуй меня дыханьем ночи.
Не знаю, что мне жизнь пророчит,
Но я люблю твой бледный свет.

Он с лунным слился и затих,
Поодаль льётся от дороги.
Я вижу много снов цветных
Сквозь горечь вызнанной тревоги.

Я верю в день, что к нам придёт.
Зачем же нищенкой убогой
Встал вечер у моих ворот
И затуманилась дорога?

Зачем в измученной стране
Всё те же слышатся мне беды,
Как будто горе мчится следом
И бесы грудь сдавили мне?

Зачем скрипит моё жилище,
И меркнет неба бирюза,
И разудалый ветер свищет,
Сзывая чьи-то голоса?

Сильна, свободна Византия,
Но всё ж Олега чует длань.
Что так усердствует вития?
Константинополь платит дань
Не сброду жадных, диких воев,
А государству, что смогло
Поднять себя, навек отстроив
Русь изначальную светло.
Хоромы пахнут хвоей, мятой,
На крышах – кони, петухи.
К крыльцу лисички и опята
Сбегают, сбросив пыль трухи.
Обжиты здесь места глухие
Мечом, огнём и топором.
И стольный град славянский Киев
Взлетел, как сокол, над Днепром.
Его и Новгород Великий
Объединил вещун и князь
Своей любовью многоликой,
И Русь царевной поднялась.
Теперь считаться стали с нею
И в ближних царствах, и вдали,
И одержимостью своею
Она смутила часть земли.
Болгары, греки и хазары
С трудом могли тягаться с ней,
И битв грозящие удары
Её лишь делали сильней.
Её ладьи плескались звучно
В озёрах, реках и морях.
И я был с нею неразлучно
В походах, битвах и пирах…

Покоем веет одинокий Скит —
Приют уставших и печальных сосен,
Забытых дум и невозвратных вёсен,
Где всё ж душа заветное хранит.

Ожив, она над озером парит,
Оставлены заботы и тревоги,
Мелькает мысль о святости, о Боге,
И в сером камне виден лазурит.

Её влечёт синеющий простор,
И древний путь, веками не забытый,
И ропот волн, свободный и открытый.

Она со мной вступает в жёсткий спор
В тени большой обугленной ракиты.
Ей словно жаль моей мечты разбитой…

Поэтами воспетый
В век лучший, золотой,
Ещё не канул в Лету
Померкший купол твой.
К нему орёл двуглавый
Направил снова взор.
В нём – отблеск нашей славы
И с недругами спор…

Берестяных ли грамот слово
Мне слышится из недр земли?
Я, пленник утреннего зова,
Не вижу, что же там, вдали.

Не облака встают – руины
Славянских древних городов.
Стрелой пронзённый глас равнины
Летит из глубины веков…

Церквушка Власия,
Церквушка малая
Собой украсила
Водицу талую.

В ней голубиная
Синь отражается,
Печаль глубинная
В ней разрушается.

Давно мне хочется
Тепла, отдушины.
Её высочеством
Снега порушены…

Под кремлёвскими башнями снег.
Ветер века берёт разбег.
Наползает промозглая стынь
На созвездие русских святынь.

Но бессильна свинцовая мгла
Затемнить над рекой купола,
Как не может всех недругов рать
К ним любовь осквернить, растоптать.

Слепит глаза сияние небес,
Напор воды в логу неудержим.
Синичьи «дудки» оглашают лес.
Весь этот мир, что снова одержим,
Не булькает – клокочет и зовёт
Туда, где все растоплены снега,
Где чувств идёт такой водоворот,
Что затопляет жизни берега.

– Что, смерд, написаны иконы?
Добро, старание в чести.
Мы свято чтим свои законы,
И стяги нам свои нести.

Не получается сегодня?
Будь терпеливей. Кисть не меч:
Она должна ходить свободно,
Чтоб дух парил и наша речь.