Ярослав Смеляков - Работа и любовь

Справа ставлю забор
из жердей.

И сажаю капусту.
Расставляю деревья.

По сажалке
листик плывет.

К черной
малой избе,
к топчану,

одинокий и грустный,
на истертых подошвах
старик

по июлю идет.

Что ему неизвестно?
Неужто простое движенье
надоевшей природы?
Недород,

опостылевший кров,
идиотская скука,
вражда?

Наконец уваженье
сыновей, занятых

на постройке
больших городов?

Потому он глядит

вечерами

на темное небо.

Потому не желает
ходить по мирской суете.
Только доски на гроб —
ничего

ему больше не треба.

Только руки скрестить
на холодном пустом животе.

А душа пролетит
через теплые
старые тучи.

И, нагую, ее
серафимы ведут,
как тоску.

Бог дает папиросу «Желанье».
Мигает —
и тут же

два красивых крыла.

И рубаху несут старику.

И порхает старик
посреди всем известного
сада.

Овощь вкусную ест.

Управляет немалой звездой.

Он летит над землей.

И не смотрит на землю.

Не надо.

Все известно.

Деревня

Даргейки стоит за горой.

Там детей пеленают,
как баба его пеленала.

Топят деревом печи.

Толкуют о старых делах.

То ему ни к чему.

Он с богами
на равных началах.

С ними в карты
играет.

И спит на больших
облаках.

И от мыслей таких
в старике зародились
сомненья.

Тяготится землей.

И не хочет
ходить по земле.

Говорит о крестах,
о последнем своем
омовеньи,
о рубахе,

в которой лежать на столе.

Он ехидно смеется
над жалким житьем
хлеборобов.

Не скрывая презренья,
на воду и печи
глядит.

Глухо думу имеет.

Потиху готовит для гроба
дорогие дубовые доски.

А время гремит.

В два часа пополуночи
Сталин идет к телефону.
Созывает помощников,
будит друзей боевых.
Отдает приказания,
объясняет.

Послушные звону,
командиры идут,
позабыв о болезнях своих.

Сталии им говорит.

Выступают они
по докладу.

Вынимают бумаги,
ученуе книги берут.

Сталин слушает их.

Через день

из ворот Сталинграда
трактора в Белоруссию,
чуть громыхая, идут.

Через день, на другой,
получив
в орготделе
заданье

и его выполняя
без лишних
торжественных слов,
скорым поездом,
громко сказав:

«До свиданья»,

отъезжает

начальник

политотдела Смирнов.

И товарищ Смирнов
начинает все дело
сначала.

Проверяют наличность.
Заданья бригадам дают.
Кулаков посылают
на север

достраивать наши каналы
и в конце заседания
грозную песню
поют.

Из просторных сараев
выводят

кулацкие жнейки.

Люди трогают
крылья.

Скрывая волненье,
глядят.

Принимай свое счастье,
худая

деревня Даргейки, —
бобыли
и старухи,
пастух

и безногий солдат.

По холодным ночам,
от прекраснейших снов
просыпаясь,
оправляя штаны,
все бегут,

забывая про дрожь,
посмотреть,
как стоят
посредине июля,
качаясь,
молодые овсы
и еще

не созревшая рожь.

Вечерами
от пасеки
тянет дымом,
полынным и горьким.

Доят мрачных коров,
продолжающих ровно жевать.
И тогда начинается
лучшее время
уборки,

о которой сейчас
ничего невозможно
сказать.

Я веду вас
к столу,