Моисей Тейф - Песнь о братьях

Седой поэт плывет в ночной метели,
Его пугает белизна постели —
Она снегов и облаков белее.
Она белей седин на юбилее.
Подушка — лгунья, в ней живет колдунья,
Она поет и плачет в новолунье,
И не в груди, а в горле сердце бьется.
Ночной пловец молчит и курит. Вьется
Метель и дым. Чтоб вам не снилось, дети,
Все то, что было с ним на этом свете!
Он — в переулке, это рядом с вами.
Он снег с пальто счищает рукавами.
Скорее! Вы узнаете мгновенно,
Как в скрипку превращается полено.

Едва я смежу ресницы,
Когда на дворе апрель,
Мне снова, как в детстве, снится
Золотая виолончель.
Боясь потревожить спящих,
Не зажигая огня,
На голос ее щемящий
Иду. Он зовет меня.
Спускаюсь маленьким гномом
По деке в резную щель.
Таинственным, незнакомым,
Чудесным, поющим домом
Становится виолончель.
Там с дирижерского места,
Постучав по доске,
Невидимому оркестру
Приказываю, как маэстро
С палочкою в руке…
Да, это было со мною.
Как это было? — постой…
Не тронулся сединою,
Мать умерла весною.
Остался я сиротой.
Но с материнской любовью
В тиши весенних ночей
Мне пела у изголовья
Золотая виолончель.
Ночь. Я лежу в кровати.
Час тихий такой,
Как будто законопатил
Все щели в доме покой.

В пути потеплел Гольфштрем ли,
До срока ли рассвело
На полюсе? Чу, — на землю
Хлынуло вдруг тепло.
Солнце пробило тучи,
И с крыш, торопя капель,
Голосом всех созвучий
Заговорил апрель.
Теперь Гулливером стать бы,
Теперь, в предместьях Москвы,
Рукою с неба достать бы
Лоскут его синевы;
В ладонях разгладив ласково
Над паром вод и земель,
Носить приколотым к лацкану,
Как знамя твое, апрель.
Вернуться зарей вечерней,
Тронуть смычком струну
Чуткой виолончели,
Научившей любить весну.

Этим весенним вечером
Виолончель горячо,
Чуть озорно и доверчиво
Прилегла на мое плечо.
Мотив, услышанный где-то,
Под легким смычком возник —
Сам я придумал это?
Или маэстро Григ?
Журчанье воды по гребле.
Плывущие облака.
Таинственный вздох на стебле
Раскрывшегося цветка.
Раздор воробьиный в садике
И песни, с отвагой всей
Скачущие, как всадники,
С приветом к домам друзей.
Главный всадник в дороге
Сбился, загнав коня.
Не постучит на пороге
Ласковой недотроги,
Долго ждавшей меня.
…Осекся струны певучей
И замер щемящий звук:
Без адреса только случай
Сведет, да и то не вдруг.

Иду. Хрустит под подошвами
Бульвара свежий песок.
Нежный голос из прошлого
Вдруг ударил в висок.
Как выстрел, ошеломил он,
Неужели — она?
Время не изменило
Облик простой и милый…
Оклик. И тишина.
Вся она в солнце, в бликах…
Стою, не веря глазам.
Фантазия это Грига
Или придумал сам?

…Город босого детства,
Тяжесть отчей руки.
Дом. Базар по-соседству.
Мостик. Сад у реки.
Влюбленных тесные пары,
И с вечера до зари:
«Кирпичики» под гитару
И «Шахта номер три».

Двадцатого бомбардировка.
Поляки. Взбивая пыль,
Бегу к возлюбленной, ловкий
Как Гарри Пиль.
Увы, не вышло по-моему, —
Меня не могла понять
И обдала помоями
Ее сварливая мать.
Потом — любовь идеальная
(Как это было давно!),
У словно-провинциальная
С мороженым и кино.
Куда-то уехал вскоре я,
И все решили: шальной!

…Студентка консерватории
Идет по Москве со мной;
Гибкая и прямая,
Прыгает через ручей,
Бережно прижимая
Зачехленную виолончель.
— Слышала от знакомых,
Передавали мне,
Что ты живешь не в хоромах, —
Один, от всех в стороне.
В Минске твои сестрицы
Хором твердили, в лад:
Годы! Пора жениться.
Когда он остепенится?
Жаловались — талант!

Вечер. Под фонарями
Шумит поток москвичей.
Все еще между нами
Зачехленная виолончель.
На Сухаревке, у башни
Ждем пятнадцать минут.
— Мейшка, возьми багаж мой.
Проводишь. Одной мне страшно —
Еще в трамвае помнут. —
Тесен трамвай вечерний.
Двое — сядем, пройдем.
Если с виолончелью,
Это уже — втроем!
И тут раздумывать нечего —
Не упустить момент.
…Ласково и доверчиво
Ко мне приник инструмент.
В вагоне битком набито —
Усталый, хмурый народ.
Ругань, мелочи быта,
Площадной анекдот.
Сказал я, глядя в их лица,
Лучшую из речей:
— Друзья! Прошу потесниться,
Со мною — виолончель.
Тетушка, сдай в сторонку,
Постой, браток, не спеши,
В этом чехле — звонкие
Струны твоей души… —
Наступаю на чью-то ногу.
Но вправо-влево сдают.
Трамвай попритих. Дорогу
Инструменту дают;
Исцарапанными о камень,
Закопченными у печей
Мозолистыми руками
Оберегают виолончель.
Усталость и злость забыты,
Мелочью слов бренча,
Тяжелый мешок быта
Сваливается с плеча.