Маркус Виль - Год Свиньи и другие приключения времени. Проза и стихи

– А ну-как задери майку! – приказала мама и как в воду глядела. На груди, ближе к шее успело проклюнуться три ярко красных прыщика. Увидев такие улики, мама бросилась снова звонить Шапиро.

На этот раз та вела себя по тише и раздражением не искрилась.

– Да, несомненно, это корь! – осмотрев меня заключила доктор и стала выяснять с кем я контактировал в школе. Ничего нет страшнее для детского врача, когда на вверенном ему участке вспыхивает эпидемия.

Лечение продлилось больше месяца. За это время я прочитал Графа Монте-Кристо, Анну Каренину и три тома Луи Буссенара. Вернувшись в школу я обнаружил, что с того дня, как честных советских пионеров «побрили» на конфеты все пошло наперекосяк. Никто уже не танцевал. Один из «великолепной семерки» заключил пари, что спрыгнет с третьего этажа в палисадник. И хотя там была подстелена «перина» из сухих листьев, чувак сломал ногу. Но самое смешное, что пять других выглядели, словно отмотавшие срок зэки. Все были обриты наголо. Оказалось, что после танцев они дружно записались в секцию фехтования и за неделю тренировок в фехтовальных масках подхватили педикулез. Стоял ноябрь месяц, приближались зимние холода. О судьбе ансамбля народных танцев мне ничего неизвестно, и девочку с родинкой-звездочкой за розовым ушком, я никогда больше не увидел.

Я хочу увидеть из окна поезда

болотистую равнину,

камышового кота,

грызущего старую кость,

нищего старичка,

опирающегося на трость

пустой дом на отшибе

покинутый даже тенями

глиняных людей

с терпеливыми коленями

Капища умерших богов

стаю ворон, черной спиралью

ввинченную в серое зимнее небо

одинокого крестьянина,

несущего мешок за спиной

Я смотрю и пытаюсь угадать,

что в мешке,

кроме утаившегося шила

Мертвая нутрия или шиншилла,

охапка сена для отелившейся коровы

или собранные на счастье подковы…

…Между тем поезд прибавил ход

стирая путника ластиком своего движения

день умирал, виновниками его поражения

на небе выступили дымчатые сумерки

но и они, спустя считанные минуты умерли

окно погрузилось в чернила тьмы

тьма-мать, тьма-мать, тьма-мать

слышалось в звуках, издаваемых поездом,

какой символ! -чиркнул я в записной книжке

уверен, что два года назад

услышав подобные звуки

и вперив в чернильное окно глаза

Казимир Малевич выдумал Черный Квадрат

Супрематический гений не думал

И не гадал еще

Что помимо тех, которые на шедевр плюются

Найдется некто, узревший в «ЧК» влагалище

Из которого грянет девочка

По имени Революция

Чую, близок итог моих странствий

Задача моя, как никогда проста

Я рассею черный квадрат в пространстве

Вычленив его из рамок тесного полотна

Оплодотворение вскоре состоится

Сквозь мглу и ветер несется поезд

К яйцеклетке северной столицы

Как железный сперматозоид!

Красота идеи мне нравится

Она из породы нетленного

Кстати, я забыл вам представиться

Моя фамилия Ленин.

2

В черном подвале сидит очень бледный человек.

(Сноска к эпохе: тридцатые годы, ХХ-ый век).

Жена оставлена дома.

Дети растыканы по друзьям и знакомым.

Ивановы приютили сына.

Петровы- двух дочек.

В жизни стало все больше точек.

Вечер… Усталая… Дрожь… Век…

У человека сильно слезятся глаза,

Свет лампы, как злобный карлик

Возомнивший себя светом солнца,

Управляем невидимой взгляду рукой

Перекрашивает радужных оболочек оконца

Пропитывает бледное лицо человека

Ужасом и Бедой

Заключенными в выпрыгивающих из света

Кулаках.

Ногах, хромовых сапогах…

…И тогда бледное окрашивается красным,

В глазах чернеет,

Выбор цветов становится маловат

(вот так и происходит супрематический переход,

Из черного в красный квадрат.)

Очень бледный человек

не видит свою жену

Сына Павла и дочек, Дашу и Асю

Пытается разглядеть портрет на стене,

Но тот уже превратился в красный квадрат.

Человек с красным лицом

Отводит от портрета взгляд

Но ничего не происходит.

Он взглядом водит.

Кабинет. Окно. Человек в хромовых сапогах

Все – сплошной красный квадрат

Главная цель которого, превратить бедного человека

В загнанное животное

Но никто, как животное,

Чует источаемый страх

оставшегося в черном квадрате палача,

Которому еще предстоит

Переход в красный квадрат.