Будто в последний свой выезд
тот был неистов!
Ревом пугая птиц и редких прохожих,
(на правом сиденьи покачивалась канистра)
как сказочный Горбунок, несся вперед «Запорожец»!
Лучше до пепла сгореть,
чем лежать на погосте!
черви, земля и мрак,
да будет им пусто!
В день своей смерти
старик не испытывал злости,
(В нем, впрочем, давно
атрофировалось это чувство).
И хотя жизнь
окружала блокадами
безразличия,
раздражения к старости
и забвения,
Феликс ничего не требовал,
не рисовал плаката,
объяснившего бы причину
самосожжения.
Последние в жизни деньги
уплачены за квартиру,
Принципом Феликса было
не оставлять долгов,
Он посылал привет уходящему миру,
С позиции атеизма —
бельма на глазу богов.
На площадь вышел спокойно, легко и быстро,
выкурил сигарету, горькую ватру без фильтра,
и с головы до ног окатил себя из канистры,
Выдохнул. Вздохнул. Выдохнул.
Площадь была пуста,
только стая птичья,
Видеть могла с высоты,
как рука легка
Чиркает о коробок
и подносит к одежде спичку
и как старика поглощает
огненная река.
Как только черный огарок застыл без движения,
над телом витали, неся его душу на волю
не демоны —
ангелы самосожжения!
неутомимые часовые на границах боли.
«Лучше бы меня назвали Фениксом,
или Финистом Ясным Соколом, светлоликим!»
это была последняя мысль старика Феликса,
подлетавшая к созвездию Волосы Вероники.
Всю волшебную силу творчества Джойса Василий Мазур ощутил поздним вечером, в городском парке, когда миновал «мостик влюбленных» (с прикрепленными к железным перилам замочками) и ступил на тускло освещенную фонарем тропинку. С увесистым фолиантом «Улисса» Василий держал путь к девушке, у которой взял почитать книгу и теперь, значит, ее возвращал. Через парк Вася пошел, чтобы срезать расстояние, иначе, если идти в обход, путь был раза в два длиннее. «Улисс» пролежал в его квартире примерно полгода (последние два месяца с закладкой на одной и той же странице). Поначалу, Мазур с энтузиазмом, словно альпинист на Эверест, взбирался на глыбу мировой литературы. Держать в руках книгу, вес которой составлял не меньше, а то и больше килограмма, было приятно. Вместе с Леопольдом Блумом он выходил из дома с мыслью о покупке бараньих почек, посещал один из дублинских баров, закрывался в сортире и попадал на похороны. Но постепенно, от страницы к странице, в голову Мазура закрадывалась предательская мысль, что пройти с Блумом весь маршрут ему не суждено. Глаза слезились, взгляд увязал в плотности текста, много раз Вася клевал носом и засыпал, вследствие чего «Улисс» выпадал из рук, обрушиваясь всей тяжестью на васино лицо. Мазур просыпался, хлопал глазами и со злостью смотрел на портрет автора на обложке. Джойс, в свою очередь, смотрел на Васю с задумчивой иронией. Нет, конечно, Мазур любил читать, но том «Улисса» стал для него неподъемной тяжестью. Ту, у которой книга занимала почетное место в домашней библиотеке, звали Марией, впрочем Вася (видимо желая блеснуть оригинальностью) называл ее разными именами: от просто Мари, Мэри до изысканно-утонченного Мэруэрт. Мария была весьма хороша собой, заканчивала четвертый курс филфака и носила очки, придававшие ее лицу ангельской строгости. Она хотела писать по Джойсу диссертацию. Когда Вася озвучил просьбу (а можно взять почитать?), то Мэруэрт, как ему казалось, посмотрела на Васю с уважением. Не то, чтобы он хотел выпендриться, щегольнуть интеллектом (хотя не без этого) – просто Василию очень нравилась Мария и он подумывал убить сразу двух зайцев – приобщиться к великому и прекрасному, а заодно и сократить путь к девичьему сердцу. Увы, «океан Улисса он так и не пересек.
Перед визитом к Машеньке Мазур заботливо отер с книги пыль, из-за чего белая тряпка приобрела пятьдесят оттенков серого.
Итак, держа в правой руке «кирпич Улисса» (корешком к небу, толщей страниц к земле) Вася шагал через темный вечерний парк, усиленно прокручивая в голове краткое содержание романа, прочитанное им в Википедии. Что, что, а выглядеть в глазах Мэруэрт профаном и тупицей, Мазуру не хотелось. Тем более, свидетелем его маленького вранья (у-ух, наконец-то дочитал!) успел стать телефон. Витая в далеких мыслях, от которых веяло туманами и промозглым дублинским ветром, он не сразу заметил, как из-за ели, в его сторону, скользнули три долговязые тени. Вслед за ними, буквально из тьмы возникли и хозяева теней, преградившие Мазуру путь. В едва разбавленном электричеством сумраке, лица были не отчетливы, но Вася пребывал в твердой уверенности, что и при дневном свете, приятными их не назвать. Вечерние тени обманчивы – самый высокий из этого гоп-трио оказался Василию по подбородок (с ростом плюс-минус метр восемьдесят), остальные гораздо ниже. Что у них было общим, так это прическа и будь Мазур негром- решил бы, что по его душу пришли скинхеды.
Читать дальше