Елена Ликанова - Сотворение мира

Золото – то,
Что ищут даже в навозной куче,
Запоминайте шуршание муара,
Оно прозвучало недаром,
Безнадёжный случай.

Лепнина – на!
Завёрнутый в ореховую скорлупку,
Потерявший надежду узнать силуэт своей тени,
Путающий Алушту и Алупку,
Но носящий ордена.

Лишай – ай!
Пылесосная пыль,
Оскорбленная чёрствостью нравов,
Не свершившая взлета налево, а, может, направо,
Не замутившая разума.

Уф! Теорема Ферма узнаваема очень,
Ложный вызов по водосточной трубе,
Заучивший четыре страницы неизвестности,
Но по причине незнания местности,
Обессилевшей в этой неравной борьбе
И зависшей, как розовый туф.

Трубчатый завод
Имени Вождя
Мелко задрожал,
Выпустив пары,
Свой холодный пот
Каплями дождя
Ветер, светлый принц,
О твои миры.
Эй, интеллигент,
Тонкостей знаток,
Дайте же ему
Носовой платок!

Велосипедом быть легко,
Когда стоишь ты на приколе,
И нет твоей хозяйки Оли,
Что сядет на тебя верхом.

Завесы вестникам верны,
Они их очень уважают,
Ведь и слова нам не мешают,
Когда не произнесены.

На белой даче с жёлтой занавеской
Дрожит моя больная голова,
Она терпела аргументы веские —
Сердитые и грубые слова,
Она висит на нитке колокольчиком,
От ветерка колышется, звенит,
В каком-то отупении игольчатом,
Как солнце, восходящее в зенит,
Она молчит, не смея утешаться
Тем, что когда-то думала, жила,
Что волею ее могли решаться
Большие и серьёзные дела…
Зачем скорбеть об остановке в мыслях,
Запутавшихся в собственной игре,
Зачем чрез это становится лысым
На лобном и затылочном бугре?
Есть звёздный путь,
Проторенный и млечный,
Есть в стенах бреши
В форме чьих-то лбов,
И есть спасенье только в царстве снов
И вера на секунду, что ты вечен.

Мне ветер ныл осенний, залечивал,
Осенний-карусельный, бубенчатый,
Мне дождичек кропил-накрапывал,
По капле мне меня выкапывал,
А ветер всё вертел-раскручивал —
Никто ведь не хотел, а мучают.
Иди-пойди, ступай – похаживай,
Студи да задувай, пока живой,
Ищи меня – свищи – во поле цвет,
Да спрячь, а не тащи на белый свет.
Твердят мне: «Вот зима, заплатишь ей,
Храбришься, а сама лишь в платьишке».
Мне жизни с вами нет под снЕгами…
Они за мною вслед: «Побегаем»,
Они за мною вскачь по сырости,
Листочек – плачь, не плачь – осыпался,
А ветер все кряхтел да ёжился:
«Я разве не хотел по-божески?»

В одном стакане, как на вулкане,
Мы друг за другом
Бежим по кругу…
Кудрявый пудель – моя собачка,
Что дальше будет? —
Пусти, горячка!
Опять осечка, опять промашка,
О грань рассечься – и вверх тормашкой,
Свистит галёрка, партер рыдает,
Бежит четвёрка по вертикали.
Мелькают ножки, хрустят коленки,
Витые ложки бренчат о стенки…
Мы заигрались, совсем забылись,
Закувыркались, остановились, —
К чему такая нам жизнь стаканья? —
Налей какао – и мы за гранью…
Один другого не заарканил,
Ведь темп канкана не для стакана.

В моей ли горнице светло?
В своей ли горнице сижу?
Кто в ожиданьи тут – не я ль?
В тоске проходит день за днем —
А может, он ушёл к другой,
А может, обо мне забыл? —
А ведь когда-то обещал,
А ведь когда-то предлагал…
И льдом становится вода,
И косяки летят на юг —
И нету ближе никого,
Его никем не заменить,
Я проглядела все глаза,
Ведь он вернуться обещал —
«На затопление», – сказал
И навсегда околдовал…
Но я дождусь его, дождусь,
Придёт сантехников пора,
Вернутся теплые деньки,
И снова зажурчит вода.