Агуш Лекс - Миролисье. Сборник стихов

И каждое утро, страдая в похмелье
и слушая сердца стук дурацких часов
я буду бояться услышать мгновенье,
когда она не проснётся, а я не готов.
Услышать мгновенье…
Услышать мгновенье…

Её меняется голос, её меняется запах —
он отвратительно мерзок, словно за нос укус.
И я опять понимаю, что я бессилен и жалок,
и с тошнотою её я представляю на вкус.

А у неё всё в порядке, у неё всё в ажуре!
Всё у неё под контролем, ведь рядом только друзья…
Я вслед гляжу из окна её знакомой фигуре,
я всё хочу изменить, но это сделать нельзя…
Но услышать мгновенье…
Могу услышать мгновенье…

Взял кружку, неосторожно
облился кофе… и книжную
обложку залил.
Как можно!
Теперь она будет рыжею!

Однажды, оглянувшись, кину взгляд
и думаю: О, я уже другая!
Я эту жизнь от края и до края…
не по прямой,
и не вернуть назад…
Была ль она?
И в голове сомненья.
Но этот день – как чудо возрожденья!
Я – та же я:
весна, цветущий сад,
шмелей лучистых золотистый гул,
и голос…
– Не одна!.. – он мне шепнул.

Мне нравится эта серьёзность,
это заботливое внимание.
А ты мою же стервозность
называешь «поклонникоманией»,
и я перестаю понимать,
кто из нас старше вообще-то,
когда ты утром: «Не спать!»,
или что я слишком легко одетый
и поэтому мёрзну, а потом:
– Давай, ешь!, —
а когда тебя нету, ищу, где ты…
Повелительный вымышленный – твой падеж,
Звательный – мой.
Морфология света.
Такое явление взаимоотношений:
то у тебя гордо нос вздёрнут,
а я смеюсь, и моё мнение
для тебя солёный, но забавный омут —
Смешит, морщишься, тоже смеешься —
смеемся вместе. Говорю: «Хватит, в пекло!»,
Успокаиваемся.
Ты льёшься,
золотишь,
потому что ты зеркало.
Отвесный подъём – ногтями по льдине,
непонятно куда, куда-то ввысь…
до слез – когда ты зовёшь по имени
или когда говоришь: «Не злись..»

Ещё одно пробуждение —
минус ночь.
Сон – это потеря времени или полёт фантазии?
Отдых, если вдруг не вскочишь
от шлепков осколков и пуль по грязи.

Или ярко, как на картине
в поисках для счастья ингредиента,
ползёшь, прижимаясь к тающей льдине,
которой всё меньше,
а ты – одетый.

Просыпаешься как на пожар:
быстрее встать, мыслью не маяться.
Думаешь – как хорошо, что спал,
уже с реальности… не повторяется.

Ночью, касаясь рукою стены,
иду к холодильнику – пожрать.
Не потому, что голоден,
просто сны
легче едой под кровать загнать.

А как у тебя с этим обстоит дело?
Надеюсь, что в лучшем виде!
Могла бы и удержать моё тело,
но спишь…
спи!
Я не в обиде!

Из тьмы, где, мне казалось, без просвета,
без жизни, только давящая мгла,
донёсся звук.
Послышалось: «Ну, где ты?»
Ответно в сердце звянкнула игла.

На ощупь, осторожно, шаг за шагом
шагал вперёд, не видя, в темноту,
на тонкий звук —
он был как будто рядом,
хранил надежду, веру, доброту.

Последний шаг.
Опоры больше нет.
Густая тьма,
и я ступил, как мог.
И вдруг из тьмы ко мне листвою света
был на руках преподнесён цветок.

Не знаю, как, но только в одночасье
я им очнулся – тот же странный цвет…
и светлый голос: «Вот, возьми на счастье»,
и выдох мой – согласия ответ.

Я стал цветком и потянулся в руки.
Не зная, чью, но я схватил ладонь.
И лёг в неё, уже не одинокий.
И не во тьме —
Я порождал огонь.

В голове то ли дым, то ли пыль —
Запорошено ль пеплом седым?
Крупным пикселем: некая быль,
Жить в которой пришлось двоим.

Я и ты. Я люблю тебя.
Говоришь, что и ты со мной.
Мы друг друга храним, любя,
Мы друг друга раним порой.