Но я надеюсь, что не близок
Ещё мой путь сквозь топи ночи.
И день неведомый отсрочен,
И не исписан мой блокнот.
И что не скоро на таможне
В грядущий свет испросят визу.
И завтра снова бездорожно
Пойду сквозь будущее вброд.
Говорящий апрель залетел в нашу комнату тьмы.
Тихо в стойле жевали кору ламинарий сомы.
Многомудрый сосед мне сказал, что, увы,
Нет цветов и коры у подводной травы.
Я кивнул, улыбаясь, я знаю – мы оба правы.
А апрель щебетал, что миры свиты из кутерьмы,
И недолог сверкающий путь вьюжнопёрой зимы.
Но сосед был с весной на ножах и на «вы»,
Он изрёк, что весне не сносить головы.
Но потом улыбнулся: А зря мы сегодня трезвы`.
Мы плеснули в стаканы, и ветер раздвинул дымы.
Ободрились сомы и попрыгали разом с кормы.
А мы пели с соседом про звон тетивы
И о солнце, бегущем в края синевы.
И пророчили май, проходя мимо дома, волхвы.
Понятно ёжику в тумане
И самым резвым рысакам,
Что нужно летом ладить сани,
Как проповедовал Оккам.
Шучу!.. Про сани он конкретно
Нам ничего не говорил,
Но завещал ломать кареты,
Когда измыслят винтокрыл.
И с этой мудростью под мышкой,
Спешим мы вечною стезёй,
Срезая зряшные излишки
Лихой оккамовской фрезой.
Монашья теза бреет гладко,
Льют слёзы истин по щекам…
Вот так бы женские загадки
Растолковал бы кто-то нам.
– Нет, представляешь! Она пришла ко мне босая, брошенная всеми!
А я проворчал: Дорогая, вы смотрели на время?
Вот вам, милая, два бутерброда.
Простите, но сегодня запарка была на работе.
Чёрт! Я её просто выгнал. И, кто знает, возможно, она уже угодила в сачок.
Господи! Что я наделал?! Ладно… плесни ещё…
А стрекоза в этот миг вылетала в Рим.
«Ох, муравей, – улыбалась она, – теперь ты точно будешь моим».
У далёких антиподов
В антисини антирек
Антибьются антиводы
В антискальный антибрег.
А над антиголовами —
Антисолнца антисвет.
Оттирают антимамы
Антирамы много лет.
А у нас лишь антилопы,
Да античности чуток.
Антипатии в европах
Мы не ставим на поток.
В наших бледных гаплотипах
Антител наперечёт.
Но зато сосед Антипа
Антифриз беспечно пьёт.
Сверчкалось. Сыромозглость осени
Вовсю дождила по двору.
И дух суровый жизнепрозенный
Сверлил в предчувствиях дыру.
Не обещая нам острожного,
Но и пирожных не суля,
Он листовально сыпал крошево
В закатность, близкую к нулям.
И мнилось нам, что время свержено,
Что тьма объяла постамент.
И что грядущее кромешенно
До рачьих свистнутых календ.
Но всё ж поверь: над сероскудностью
Взойдёт счастливое всегда!
И наши милые уютности
Минуют Божии суда.
На левом плече, как попугай у пирата,
У меня сидит леший лохматый.
Пьёт, поёт, о своём судачит,
Сказывает, был прежде одним из кроликов Фибоначчи,
А ещё – охотником и фазаном,
И возвращающимся бараном.
Словом, кем только, но вот покуда
Будет тем, кем я буду.
А на правом плече – яснолик —
Сидит у меня ангельский ученик.
Спрашиваю: Отчего не ангел?
– Так ты и сам, – отвечает, – не того ранга.
Он тоже творил пути от ab до ovo,
Был тенью Чехова, отражением Льва Толстого,
Криками чаек, мычаньем священных коров,
Снами, дымами, смехом девичьим на Покров…
А иногда они ко мне пристают:
«Кем был ты, пока не родился тут?
Может, ты швец, на дуде игрец?
Иль кузнецу троюродный жнец?
Царь, царевич, сапожник, портной?
Отвечай же скорее, ты здесь на кой?».
Я пряниками затыкаю им рты,
И вопрошаю себя: «А всамделе, кто ты?».
Может, я даль параллельного дня?
И не я ль на картине про красно-коня?
А вдруг был душой Чингис-хана я?
Хлебом, вином, небесной манною.
А вдруг я – слонопотамий след?
Но что не втемяшится – нет да нет…
И думаю: Коль впервые вот здесь я,
То как же мне жить пополезней?
Божьи коровки
Ступают по Божьим дорожкам,
Шепчут: «Все ваши любовки
Не стоят ни грошка».
Мы не ведём даже бровью,
Пусть бисер помечут.
Разве же мелкокоровью
Познать человечье?
Но коровята
Бубнят: «Вы ни капли не в теме.
Алчется вам Эльдорадо,
А солнце – в Эдеме».
Мы отвечаем игнором
Презренным букахам.
Вот бы им наши аморы
С вселенским размахом.
Читать дальше