Георгий Мосешвили - Избранное. Том I

Я сегодняшний Греттир [11] Герой исландской саги. ,
слагающий висы [12] Виса – восьмистрочная строфа в поэзии скальдов. врагам,
Православный, молящийся
эллинским светлым богам,
Я глашатай той правды,
над коей лишь солнечный свет.
Я неслыханный лжец,
для которого истины нет.

Я неслыханный выкуп
за стёклышки да угольки,
Я излучина, дельта и я же – теченье реки.
Я храмовник без храма,
замок без дверного ключа,
Я бескрылая бабочка и золотая свеча.

Я бескрылый поэт,
император пустынных страниц,
Я последний из хиппи,
одетый в гирлянду тряпиц,
Я случайный прохожий,
стоящий у вас под окном.
Я неведомо кто: человек, скорпион или гном.

Добрый день, химеры всех времён!
Я – посланец – ветер, облеченный
Властью – передать вам сей поклон
Низкий – от Нарцисса и Елены.

Новой вестью Века и Числа,
Воскресившей тайные обряды,
Шлют поклон вам низкий зеркала
Древних звёзд немеркнущей Эллады.

Чуть бледнее тени тишины,
Чуть светлее гимн, что Фебом сложен.
Горестям, что тьмою рождены,
Солнцем на земле предел положен.

Есть под солнцем страны без границ,
Те, к которым можно лишь стремиться,
Где бессмертный юноша Нарцисс
В зеркало Эвксинское глядится,

Где стоит прекрасный Илион
Памятником гордости нетленным.
Есть под солнцем мир, где нет времён,
Кроме вечной юности Елены!

Вечен день! – хвала вам, зеркала!
Вечен свет – и ветру нет преграды.
Я – посланник Века и Числа
Древних звёзд немеркнущей Эллады.

Ветер.
Ветер над городом листьев
Светел, как солнце,
Светел и чист
Вьётся.
Листья.
Листья над городом солнца
Стезёю, извилистей,
Чем улица в солнечном свете
Вьётся,
С деревьев слетают.
Солнце.
Солнце над городом ветра
И вольностью листьев.
Они же
Лучистей
Любого из дальних созвездий,
Листья и ветер,
Но солнце всё-таки
Выше…

Я хотел бы говорить языком
Старых писем, трав, зеркал, – а потом,
Распрощавшись с двойником на углу, —
Бросить травы да конверты – в золу.

Мне бы камнем, как в окошко – в стекло
Тихой речки, – а потом – за весло!
Всех русалок с водяными вспугнёшь,
А потом – сидишь на лодке и ждёшь…

Мне склониться бы к нарциссу в саду
И шепнуть ему: «Эй, how do you do?
Чай далече до Эллады, поди,
На уж зеркальце, бедняга, гляди…»

А ещё – имею прихоть сказать,
Что погоду бы желал заказать
На сегодня: дождь, жара и мороз!
…А потом – пусть составляют прогноз…

И последнее желанье, мой друг.
Я хотел бы, став в магический круг,
Перенесть под Петербург – Ленинград.
…А потом – пусть ищут, кто виноват!..

В оттаявших зеркал голубизне
Застыло Петербурга отраженье.
И воздуха малейшее движенье
Туманит амальгаму на стекле.

В старинном стуле всё жива душа
Под твёрдой оболочкой деревянной.
Есть бег минут. И вот сосуд стеклянный
На этой тверди замер, не дыша.

Есть бег минут (Быть может – гул веков).
И шум волны ракушечного горла,
И стёкол линз стремление упорно
Бить крыльями умерших мотыльков.

А ножницы такой имеют вид,
Как будто бы молчат о том, что знают.
Здесь всё живёт – и всё здесь умирает.
Так статуя Движения – стоит.

И это Nature Morte Бориса Пти.
Still Life [14] Натюрморт (англ.). , а по-немецки как – не знаю.
Пред взором объектива оживает
Любой из знаков – только начерти…

Есть магия исчезнувших примет
Предметов, не зависящих от смерти.
Есть бег минут. И на древесной тверди —
Та музыка, которой больше нет.

Давайте говорить о чём-нибудь простом:
О Боге, например, и о стихах Ван Вэя,
О Гайдне, о весне, о солнце и о том,
Что Смерть —
всего лишь час в объятиях Морфея.