Лев Мирошниченко - Разговор без дураков. Верлибры, афоризмы, миниатюры

Ну, какие надо иметь тупые, ушибленные примитивной политической обработкой мозги, чтобы нахваливать этого изощрённого изверга, загубившего десятки миллионов граждан своей же страны (точная цифра до сих пор скрывается!) в своих дьявольских властолюбивых экспериментах!

И где же ваша совесть, сограждане!

Причём массово насаждается миф, что Сталина обожали поголовно все его современники. Ну да, ретиво служила ему всякая облечённая властью сволочь. К сожалению, её было много.

Но вовсе его не обожали обычные нормальные люди. Да хотя бы чуточку – не хвалили. Этому факту серьёзным и достоверным свидетелем может послужить сам автор этой книги. Оттого и его негодующая реакция на этот миф.

Прожил и пережил я очень многое и долго, а при Сталине был уже московским студентом, жившим активно в гуще людей. Был я открыт заинтересованному общению повсюду: в своей учебной среде, в своём студенческом общежитии МГУ на Стромынке, в многочисленных столовых (где постоянно кормился), с попутчиками в транспорте, в театрах и кинотеатрах, в больших очередях (при стоянии, например, в кассы того же кино или в музеи), в толпах на стадионе, в семьях друзей на разных уровнях (начиная с рабочих и до профессоров), в вагонах дальних поездов, в больших палатах старых больниц, в которые я несколько раз попадал.

Зачем эти подробности. А вот зачем. Нигде, абсолютно нигде – из приведённых мест, я не слыхал не только хвалы этому дьяволу, но и ни единого упоминания его имени . Ну, если тебе так уж нравится этот всемогущий правитель и его дела, почему бы не похвалить его вслух хотя бы разок в день или неделю? Не было такого. А упоминание имени Сталина без похвалы было рискованным. Стукачи усердствовали.

Свидетельствую об этом хоть под присягой, хоть под пыткой. Данные мои показания накопились за четыре года студенчества при Сталине. Полторы тысячи дней непрерывного наблюдения – для достоверности этого мало?

Для живущего своей обычной жизнью населения как будто его и не было. Зато назойливое его славословие сыпалось и лилось повседневно непрерывным потоком по радио, со страниц прессы, с трибун съездов, всяких казённых собраний и т. п.

Фигура Сталина – чувствительный оселóк для оценки многих качеств населения. Бросается, например, в глаза, что нынешние примитивные люди увязывают отношение к нему с патриотизмом. Не любишь Сталина – значит не патриот, чуть ли не американский агент.

Вернусь опять в далёкое прошлое. К моему отцу.

Отец участвовал в боях Первой мировой войны (артиллеристом), в Гражданской войне (был ранен). Молодой и очень энергичный – восстанавливал жизнь в стране. Рано раскусил этого оборотня, и сделал это окончательно в качестве прямого свидетеля кровавого раскулачивания крестьянства в сёлах Башкирии. В 1942 году, в разгар сталинградской битвы, будучи директором средней школы в Оренбургской области, он организовал среди местного населения широкую помощь обороне, за что в начале 1943 года получил персональную благодарность за подписью «самого Сталина». Но воспринял это, конечно, как признательность родины. Многих своих учеников он проводил прямо из 10-го класса на фронт (был он также учителем русского языка и литературы), оставшиеся в живых посещали его после войны выразить своё сердечное отношение.

Ненависть и презрение к Сталину не остыли у него до конца жизни, и случившееся его разоблачение в 1956 году было для него большим праздником.

Какое дерьмо посоветуете мне кинуть в того, кто скажет, что мой отец, Мирошниченко Дионис Максимович, не был истинным патриотом?!

Однако можно взглянуть на этот «Разговор» и с другого конца. Поскольку трудно прощупать каждого на степень глупости, притом любой дурак считает свой ум не хуже, а чаще – лучше, чем у других, то можно принять, что в стране – умные все, каждый по-своему, но все – поголовно. И у каждой персоны есть здоровый шанс прирастить свой умишко, только постарайся.

Поэтому говорить по самому большому счёту можно абсолютно со всеми своими согражданами. (Умные, но глуповатенькие: напрягитесь!)

Так и был настроен автор этой довольно своеобразной, да и уникальной, книги. Она ему видится как большая мозаичная картина России, сложившаяся из отдельных кусочков, способных существовать и самостоятельно (в виде верлибров, реплик, афоризмов). Склеены они между собой не киселём или оконной замазкой, но именно – откровенностью , доходящей местами до грубости. Но ни в коем случае – не до цинизма. Ирония, гипербола, гротеск и даже сарказм в литературе – это вовсе не цинизм. Автор позволил себе также и расчувствоваться в некоторых своих опусах, но не до традиционных поэтических соплей и умилённого сюсюкания.