Александр Парфёнов - Шершавое богатство

Мне и сейчас не нравится стиль таких его стихотворений, как, например, «Улёт»:

Кстати, признанный и настоящий поэт Андрей Вознесенский заимствовал манеру писать последние слова строчек в этом стихотворении без окончаний у великого Сервантеса, бессмертный роман которого «Дон Кихот» предваряется несколькими сонетами, в одном из которых автор и «подрезал» последние слова строчек. Правда, строчки там начинаются всё же с заглавных букв, в отличие от стихотворения Вознесенского, который писал свои стихи, руководствуясь правилами написания заглавной буквы в русском языке: нет точки – нет и заглавной буквы в начале следующего слова. А в последнем примере он почему-то даже первую строчку стихотворения начал с маленькой буквы.

Мне не нравятся некоторые его стихотворения, хоть и написаны они в классическом стиле, моим любимым, великолепным, простым и понятным русским языком. Одно из них в виде песни я услышал давным-давно, не зная ещё, кто их автор. Песню эту великолепно исполнила Алла Борисовна Пугачёва. Я имею в виду стихотворение «Миллион роз», сюжет которого мне как-то сразу не понравился. Что же там случилось?

Вполне благополучный художник – дом и холсты имел – полюбил актрису и, вместо того чтобы на волне этого прекрасного чувства восторженно творить – писать изумительные портреты любимой женщины, навеянные её образом пейзажи и вообще что-то создавать, – продаёт дом с холстами и на эти деньги покупает для своей возлюбленной миллион алых роз. Актриса, насладившись площадью из цветов, благополучно уехала.

Вы можете возмущаться моей упёртой глупостью, можете над ней смеяться. Но что делать, если я, понимая, что это аллегория, что это изящный литературный приём, фигура речи, так сказать, вижу в героях этого стихотворения вполне реальных людей? Лермонтов чёрта, то есть демона пожалел! Почему же мне не жалеть бездомного и безработного художника? Мне даже хочется, чтобы приютил беднягу какой-нибудь меценат и дал ему «дом и холсты». Только бы этот успешный человек не оказался жуликом и не превратил нашего художника в раба. А артистка… Она не виновата в том, что не люб ей нищий художник, однако симпатий моих, мягко говоря, не вызывает. Но… внимание! В стихотворении присутствует ещё одно действующее лицо, вернее, лица – продавцы цветов. Вот они, наравне с артисткой, довольны и даже по-своему счастливы. Как говаривал Остап Бендер: «Грустно, девицы!»

А теперь другая грусть – чистая и светлая, которой одарило меня стихотворение «Небесный человек». «…Родился мальчик в самолёте… Место рожденья – небеса», а дальше поэт гениально кратко описывает жизнь этого человека, его воспоминания, мечты, а в финале:

Вы когда-нибудь жили вдали от дома? Вы когда-нибудь получали письма из своего родного, далёкого далека? С каким чувством вы брали эти конверты в руки? Вот за такие прекрасные строчки можно не обращать внимания и на маленькие буквы в начале строчек, и на стихотворение из одной строки «Мы уплывали вместе, обняв мой крест», и на «Улёт», и вообще на любой «чёрный квадрат». Но есть, однако, кое-что, что объединило для меня нищего художника и родившегося в небе человека: я о них думал и думаю. Автор заставил меня думать. Заставил меня размышлять о них, переживать об их судьбах.

Итак: лауреат, и народный, и признанный, но из сотен прочитанных мною его стихов мне нравятся не все. А ещё мне не нравится памятник Петру I работы Шемякина, который выставлен в Петропавловской крепости. Мне не нравятся некоторые работы Эрнста Неизвестного, хотя, без всякого сомнения, он великий мастер. Ну не нравится мне смотреть на застывшую в камне уродливую или изорванную плоть! Никак не могу начать восхищаться чёрным квадратом Малевича. Пишу шёпотом, чтобы не приняли за варвара. Не понимаю и не нравится! Если кто-то видит в этом чёрном квадрате судьбу мира или философский вопрос, то в чёрном параллелограмме судьба мира и философский вопрос всё те же, но с наклоном.

Что же из этого следует? Я ничего не понимаю в искусстве. Пусть так! Зато я с некоторых пор не поддаюсь гипнозу великих имён. Долго, очень долго мнение моё о литературных произведениях – как, впрочем, и обо всём остальном – формировалось только извне, а не изнутри. Потому и Анна Каренина для меня была не неверной женой, а активным борцом против лицемерия буржуазного общества. Не помню, когда всё изменилось. Может, оттого, что голова постарела, а Душа повзрослела, многие вещи повернулись ко мне невидимой прежде стороной. Измятое ведро, поставленное на пьедестал и подписанное великим скульптором, останется для меня только измятым ведром, и какофония, написанная великим композитором, будет какофонией, как бы ни восхищались ею вокруг. Вот представьте себе на секунду, что школьник нарисовал на белом фоне аккуратный чёрный квадрат и принёс эту картинку на суд знатоков живописи. Что бы знатоки сказали мальчику? Уверен, что знаете. И слова эти были бы правильными. Ведь мальчик этот не прославил ещё своего имени. Но имя уже знаменитое многим застит глаза, остальные же просто следуют за большинством.