Анастасия Эльберг: Песни сердца

Палачом прокрадется отчаянье
В дом обреченного гения.
И рука снова дрогнет нечаянно —
То, что найдено, было потеряно.

Что нашел он в скитаньях безвременных?
Привиденье, химеру истины.
Горстью монет неразмененных
Стало счастье во мгле неосмысленной.

Справедливость, так страстно желанная,
Превращается в прах неизбежности.
И слова, что сложил в обещанья он —
Только пепел от жертвенной ревности.

В ожиданьи последнего выстрела
Смерть трется кошкой лукавою.
Слишком просто все то, что мыслимо.
Слишком сложно лжи вдруг стать правдою.

фальшивые зеркала,
прозрачность безжизненных глаз —
чего же ты все-тки ждала?
вот и пришло сейчас
голосом стройных молитв,
дымом потухших свечей,
кровью проигранных битв,
сверканьем стальных мечей
я покупаю смерть.
знай, и верь иль не верь —
слезами отмытая скорбь —
всего лишь закрытая дверь.
я соберу все мечты,
и я сниму покров
пыльной глухой суеты
с вязью написанных снов
я улыбнусь дождю —
страхи последних лет
стали теперь дежа вю.
стали тем, чего нет.

Тишина искусала ногти —
Не слишком ли это ответственно?
Звонком или стуком приветственным
Взорваться на миг готовая.

В доспехах все так же ранимая,
С макияжем, молчаньем смазанным,
С сердцем, навеки связанным
Мнит безысходность дорогою.

Все ожидание выпито,
Терпенье давно уже съедено,
И вроде совсем не намеренно
Режет тонкие вены.

Ночь, а луна угасшая,
Судьба пролетала над крышами,
И не вздохнула, привыкшая,
Глядя на белые стены.

…удавкой на шее ночи,
днем неестественно длинным
не стал ты. Так что же ты хочешь?
просто выстрели в спину.
просто предай надежду —
глупая, странная смелость…
чтобы все стало, как прежде,
мне никогда не хотелось.
черный тюльпан, расцветавший
на окне моем тихо, украдкой,
снова сложился бутоном,
озадачив нас новой загадкой.
что будет? жизнь после смерти?
будет ли смерть после жизни?
пока что смеются дети.
а мы видим только лишь ливни…

Сладкая смерть – пристрастием
Расползется по ртути зеркала
Кокаин. До второго причастия
Я буду мыслить ветрено.
Измерю возможности мысленно —
Стань полевыми травами,
Ведь глупость, что была истиной,
Становится горькою правдою.
Мой почерк, измученный далями,
И слова, что погибли в зародыше,
Все же остались пламенем.
А я стала их заложницей.
За стенами старого города
Затихают молитвы вечерние.
И из стекла и олова
Вылью ночные виденья я.

На горячих камнях мостовой
Я под солнцем белесым-чужим
Торговал проституткой-душой.
Не своей – но мы все согрешим.
Были взгляды людей – сладкий дым.
Кто-то курит свой собственный мак,
Кто-то – в Рай вместе с кем-то чужим.
Ну, а я – я тут просто чужак.
Слишком жарко – но тут мне не пить.
Кто-то славит Дамаск и Багдад,
Ну, а мне просто хочется жить.
Мне б дождя. Или снег. Или град.
Но к семи опустеет базар —
Солнцу жалко безжизненных призм
Для души, что я все же продал,
Покупая себе еще жизнь.

В духоте затемненных комнат,
Как в склепе из вечного камня,
Обо мне вдруг заплачут иконы —
Что было нам желанно?
Сломать бы поочередно
Все пять окольцованных пальцев…
Но тянет безудержно к морю,
Распятому Богом на пяльцах.
К мостовым и к пыли ботинок
Ступивших на площадь влюбленных,
Дико-ласковых глупых картинок
Униженных и оскорбленных.
И мгла вновь целует мне руки.
Чуть невовремя и нескромно.
И ночные туманные муки
Снова наполнят мой город…