Анастасия Эльберг - Песни сердца

Солнце над утренним Вавилоном
Ярче всех звезд его во сто крат.
Как ни хотел бы он стать прощенным —
Но он закован в дремучий ад.

В сумерках дань отдавать безгрешным
Он клялся ей и играл в любовь
И стал бы сам бесхребетно-вечным…
Но только срок безмятежных слов

Короток. И он был бы счастлив,
Став частью той, кому все отдал.
Душу, что так упрямо красил,
Продал бы – и получил привал.

Ну, а она, королева слова,
Та, чей огонь он принял за озноб,
Снова обнимет его, родного,
И поцелует. Контрольным в лоб.

Жизнь понедельников-вторников
Платит по чьим-то счетам.
Ты лишь считаешь любовников
И посылаешь к чертям.

Сизое утро скалится,
Будто голодный волк.
Ты не сумеешь состариться —
Ты куришь тонкий Vogue,

Спишь до полудня средами,
Любишь гулять по ночам.
Если смеешься – поэмами,
Если грустишь – по плечам

Снова распустишь волосы —
Я, разумеется, твой.
Вовсе не нужно тут голоса —
Просто такси и домой.

Вот и мое одиночество
Стало дряхлее на ночь.
Нет, я не верю в пророчества,
И мне уже не помочь —

Просто все дни – сумасшедшие,
Дорог мне каждый миг.
Мы с книжных страниц сошедшие.
Жаль, что из разных книг.

Я в страхе теряюсь на улицах города,
Слыша, как плачет по грешнику колокол.
Кто мне дарует одежду из золота,
Что на поверку окажется оловом?
Я не искал в жизни тех благодетелей,
В церкви не бредил молитвой жестокою.
И, чем я дальше, тем больше бессмысленны
Мысли о праве расстаться с пороками.
Я – только тень, и мой голос – беззвучие,
Забыть и сказать – все одно, словоблудие,
Люди – кто смертный, палач или мученик —
Всем полюбилось играть в правосудие.
Спрятана подлость за светлыми лицами,
Спрятана лживость под благодетелью.
И я не властен над вашими мыслями,
И осужден без судьи и свидетелей.
Я не заплачу по-вашему жалобно,
Я не прощу сам себе непрощенного.
Я упокоюсь под горестным саваном,
Вас оставляя навек обреченными.

Под шуршанье песочных часов
Задремал светлый город – устал.
В духоте часовых поясов
Смерть восходит на свой пьедестал.
Жизнь уже далеко – там, где снег,
Где поля и семь мертвых морей.
Для меня слишком короток век.
Ты, наверное, не будешь моей.
Плачет город навзрыд, стонет ночь —
Может быть, это просто игра?
Возвращаюсь, хоть хочется прочь,
Из сегодня смотрю на вчера.
Я опять обману глупый Рок —
Он и страшен, и слаб, и смешон.
И я палец кладу на курок.
Где-то там есть последний патрон.

От любви, бесконечной и проданной,
Не умрет разве только святой.
И молитвами межтелефонными
Мы безмолвно стремимся домой.
И шаги безразлично-смущенные
Уловлю в тишине полусна —
Незнакомцы, знакомей знакомого,
Говорят отойти от окна.
Мне бы письмами, мутно мерцавшими
Всей чернильно-немой суетой
Разродиться – и вместе с отставшими
Повернуть и оставить свой строй.
Может быть, я и мертв – только кажется
В пелене слепо спящей мечты,
Что я мог бы на это отважиться,
Если б рядом со мной была ты.

Мне теперь одиноко-неловко,
Черный демон, хранитель и бес.
На плече отдыхает винтовка,
А в кармане – стеклянная честь.
Час назад я пил счастье, смеялась
Моя боль, пьяно щурясь в прицел.
Я не тот – мне за душу осталось
Заплатить только тем, что я цел.
У подножия лестниц, что душат
Хрусталем змееносцев-перил,
Моя смерть затыкала мне уши
Но кричала во мраке могил.
Под бездонным и плачущим небом,
Что давно не пылает огнем,
Одинокая женщина в белом —
Она соткана мыслями-льном.
Я застыну – и воронов клекот
Повелит снова тронуть курок.
Он оставит в пространстве мой шепот
И не тронутый пулей висок.

Я затянут чужими талантами
В этот вязкий туман полусна.
Изумрудами и бриллиантами
Выстилает луна от окна
Беззаветный, тернистый, таинственный
Но невидимый радости путь.
Я иду заповедником истины,
Точно зная, что мне не уснуть.
Стекловатой монахи-прохожие
Сохраняют нечуткость ушей.
Были лишними, стали похожими —
Это четки мирских мелочей.
Я бы душу продал, и в отчаяньи
Стал слугой своих собственных нимф.
Но себя никогда не обманем мы,
Будь то крылья, могила ли, нимб.
И метаться во тьме вечным странником
Мне велела когда-то она.
С телефоном-убийцей-молчальником,
Без минуты волшебного сна.