Дарья Рундыгина - Рыжие строки. Сборник стихотворений

В Петербурге началась весна.
Я ее в маске зимы узнаю.
Рада не с тобой, но для тебя.
В шкаф свой теплый свитер убираю.

В Петербурге осталась, люблю до крика.
Целовать готова его витрины.
Под мостом обнимаю ветра и дико
Вырываюсь с разбега в его седины.

Продолжаю сгорать в хладнокровно-сером.
И чугунно плавлюсь в листах гранита.
В списке радостей город поставлю первым.
Сквозь ограды глядит на Неву сердито.

В желтизне фонарей разбивает слезы
На осколки льда в лужах ранним утром.
Здесь колонны белее любой березы.
Я счастливее многих в промозгло-хмуром.

Я руками касаюсь сырого счастья
И вдыхаю стих, ощущаю кожей.
Я, наверно, рабыня твоя отчасти.
Друг без друга давно мы уже не можем.

Только здесь я могу расписать закаты,
Поцелуем, страстью наполнить чувства.
Обнимая мостами, любить, как брата.
Воспевать, как наследие и искусство.

Крыша стальною гладью мне режет душу,
Дождь принимая близко к немому сердцу.
Небо бросает слезы на землю в лужи.
Еле сверкает в прошлом остаток детства.

Капли картины пишут на стеклах грязных,
Желтой пыльцы тушь смазав по лицам окон.
Чувства мои расплескались в осадках разных.
Пух тополиный копим, чтоб сделать кокон.

Летнее выцвело, как чёрно-белый снимок.
Серое небо, асфальт – все оттенки грусти.
И словно вакуум, время бежало мимо.
Ночь пробирается… Дождь льётся серой ртутью…

Ночь поседела от боли и от разлуки.
В сизой Неве растворились дождя объятья.
Мост протянул берегам свои створки-руки.
В летнем саду все одето в туман, как в платье.

Каплями дождь очищает от боли душу,
Бьется в окно, по щекам тушь пыльцы размазав.
Я растворяю прошлое в грязных лужах
И в ароматы прячу в хрустальной вазе.

Знаешь, я сегодня впервые захотела уехать отсюда.
Мне надоел бесконечный запах модного «кофе навынос».
Опять восторгаться искусством, придуманным культом простуды.
Устала спускаться в метро, становясь в толпе ничем плюс-минус.

Осознать, что в городе пять миллионов стали мне чужими,
И в город, знакомый с детства, теперь выходить только с опаской.
А смирение и терпение растягивать как пружину,
Скрываться от людей дни напролет за глупой, нелепой маской.

На улицу выхожу теперь все чаще ближе к полуночи,
Тогда в Петербурге еще пахнет стихами, дождем, сыростью.
Часами хожу по тем прежним, пустым и любимым улочкам,
Снова в потоке бешеном воскресаю по чьей-то милости.

Но как только холодное утро лучами ляжет на крыши,
Заварится кофе в машинах, машины наполнят бензином.
Осталась искренней ночь, и мы с городом полной грудью дышим,
И только в граните седых ночей тут пахнет еще заливом.

Пока так прекрасно чисто, пусто на Кирочной и Шпалерной,
Белые чайки на белом небе кричат, что разводят мосты.
Я все-таки буду с тобой, твоей серости искренне верной.
А завтра с утра опять я скроюсь в пучине безликой толпы.

Я тебя не предавала!
Что ты смотришь, как на чужую?!
Из всех окон, из всех подвалов.
Я тебя ни к кому не ревную.

Я дождей твоих не боялась
И прощала истерики ветру.
Твой ноябрь сочла за усталость
С низким небом из серого фетра.

Я ж твоя, город мой, ну, не надо
Так смотреть из чугунной листвы.
Бессердечность узоров ограды
Переплавится в слякоть весны.

Испугался? Да, мне самой страшно!
Ты распят в желтизне фонарей.
Быть собой – оставаться отважным,
В тебе стойкость холодных морей.

Наводненья страшнее Балтийских
Захватили тебя, как в аду.
Все накрыло чужим, пошлым, низким.
Петербург, возвращайся, я жду.