Евгений Кулькин - Воскресят меня стихи. Том третий

И фикус, что на задних лапах
За нею медленно следил,
Все в тот же внюхивался запах,
Какой меня разбередил.

И долго-долго сердце билось,
Как заведенные часы.
И две ромашки заблудились
В траве ничейной полосы…

Я одной мечтой пропитан,
Словно губка первачом.
И не так я был воспитан,
Чтобы зваться умачом.

У меня гуляет ветер
В волосах и голове.
За меня судьба в ответе,
Или, может, даже две.

Что творю и вытворяю,
Все оценится потом,
Когда я в скрижали рая
Буду гокать кулаком.

Когда мне святой архангел
Посоветует терпеть,
Ибо это не по рангу –
Так безумно свирепеть.

Только быт мой будет скушен,
Коли стану вдруг послушен,
Если сделаюсь добрей.
Только те,
Кому завещан,
От девчонок и до женщин,
Обойдут меня скорей.

Ибо я им нужен тем лишь,
Что повсюду виноват,
И надежду в сердце теплишь,
Что отчаянник и хват.

Заморозь тоску и горе,
Ожиданье заморозь…
Я уйду служить на море,
Чтобы сердце извелось.

Извелось тоской по дому,
Ну и тем, как до зари
Слепо сушишь ты другому
В той же печке сухари…

Признак гениальности
Обнаружил я
У простой банальности
Стать мудрей шмеля,

Что, с презренной тупостью
Тыкаясь в цветы,
Не находит в глупости
Бремя маеты.

Признак гениальности
У чужой тональности,
Признак гениальности
У всего, что сверх.

Сверхнепостижения,
Сверхнеизвержения,
Сверхизнеможения,
Сверх, что разум сверг.

Признак гениальности
Обнаружил я,
Когда па галантности
Делала змея.

По срочному делу
Вино на столе,
Бодают друг друга стаканы.
И мечется благостный окрик:
– налей!
В усердии мы неустанны.

Веселье не трогает в радости глаз,
Сегодня мы вместе,
А завтра…
Над нами, как коршун, взовьется приказ,
Готовый взорваться гранатой.

Он вышибет разом
Кручину-тоску,
Пошлет на кулички и дальше.
И строго прикажет:
– Иди и рискуй!
И «есть»
Ты ответишь без фальши.

И мимо хороших подруг и друзей
Пройдешь ты аршинно и строго,
И это раздольное слово «налей»
Ты даже не вспомнишь дорогой.

А в поле, когда щекотнет полынок
Тебя по щеке ненароком,
Подумаешь вдруг: неужели б ты смог
Прожить бы без этого срока?

Я стою на посту, не балованный песней,
И еще
Из устава беру я стихи:
«Разводящий, ко мне!
Остальные на месте!»
И – два выстрела вверх –
На чужие шаги.

Сплю беспечно и мирно я после наряда
Не на койке –
На бочке пороховой.
А вокруг,
Как поленья, –
Снаряды, снаряды…
И в землянке сверчок,
Как звонок заводной.

Арсенал…
Как живучи в нем всякие звуки.
Где-то мышь поскреблась,
Где-то тишь занялась.
И в суровой готовности
Замерли руки,
Из которых рождаются
Сила и власть.

Охраняю я смерть.
И в судьбе часового
Есть особый,
Тоской наделенный удел.
Я обязан,
Обязан стрелять
В человека живого,
Чтобы порох
От слез наших близких
Не отсырел…

Не суди себя за то,
Что ты превращен в ничто.
Ибо тех, кто это сдеял,
Бог, наверно, недоделал.

Ты любишь наотмашь,
Ты любишь сплеча,
В тебе перебор
Несгораемых чувств.
А мне не понять,
Как любовь горяча,
Поскольку за нею,
Как тень,
Волочусь.

Поскольку я издали вижу –
Строга,
И, ею еще
Не замечен никак,
Заранее чту я тебя
Как врага
Коварного,
Злого,
Как сжатый кулак.

Ты гладишь девчонку
Своей пятерней,
Я сопли мотаю
На тот же кулак.
Ты даже любовь
Называешь тюрьмой,
А я не пробьюсь
К той неволе никак.

Я думаю сиро:
Неужто сплеча
Когда-то любить
Да и жить научусь?
И кто-то,
За мною следя,
Сгоряча
Мои причитанья
Мотает на ус.