Михаил Чикин - Превратности судьбы (сборник)

А опер – тот сгноить всё обещался,
Где дед Макар своих телят не пас.
Он ждал, чтоб я от страха облажался,
А я не сдрейфил и на этот раз.

И просчитались и следак, и опер —
С испугу я в штаны не наложил.
Я ум свой ведь не прокурил, не пропил,
И я на них с прибором положил.

Не знали, что когда-то я в разведке
Урок для жизни важный получил.
Там разум нужен твёрдый, а глаз меткий —
Закон разведки так всегда гласил.

А следователь – всё ж такая сука,
Всё говорил, что буду я сидеть.
Но ни к чему мне эта их наука —
Мне хочется на воле песни петь.

За тюремной решёткою воля,
Воздух чистый и солнечный свет,
И знакомый когда-то до боли
Хризантем белых пышный букет.

Что же делать теперь, дорогая,
Эти я испытанья пройду,
Жизнь у нас ещё будет другая,
Я к тебе вновь с букетом приду.

Я приду и тебя поцелую,
Свою душу тебе отворю.
Тебя милую, вечно родную
Обниму и букет подарю.

За тюремной решёткою воля,
Воздух чистый и солнечный свет.
И знакомый когда-то до боли
Хризантем белых пышный букет.

Наконец-то за окошком снова солнце,
Кончились дожди, и птицы стали петь.
У раскрытого тюремного оконца
Я устроился на волю поглядеть.

Рядом с дедом шустро бегает девчушка —
Капор, как у дочки был когда-то сшит.
С собачонкой белой маленькой старушка
К магазину за покупками спешит.

Говорливой, пёстрой стайкою девчата
По тропиночке туда-сюда снуют,
Да подвыпившие местные ребята
Под гитару озорную песнь поют.

И за дверью уж не слышен надзиратель,
Тоже, видно, где-то греется, сидит.
Только к горлу подступивший ком-предатель
Не отходит, а вцепился и стоит.

Не уходит ком, вцепился в моё горло
И сильнее начинает всё душить.
Душит – аж в груди совсем дыханье спёрло,
Словно хватит, говорит, на свете жить.

Я стою всё у раскрытого оконца,
Всё вздохнуть пытаюсь, дух свой перевесть —
Может быть, и мне на радость это солнце
Вместе с светом принесёт благую весть.

Надзиратель решетку и шконку
Оглядел и спросил: «Есть пропил?»
Острым взглядом окинул иконку,
Что на стенке я здесь укрепил.

Оглядел – что на полке, что в сумке,
Посмотрел, что в пакетах лежит.
Мол, бывают еще недоумки,
Кто побег совершить здесь решит.

Был когда-то здесь этакий случай,
Говорят, что Дзержинский бежал.
Тот, который потом других мучил,
Воли, как и его здесь, лишал.

Но побег – это только морока,
Если хочешь её ты иметь.
Здесь, из камеры, только сорока
Разве что может вдруг улететь.

Но, увы, это может сорока,
Воробей иль скворец улететь,
А Ванюшке Скворцову до срока
Здесь придётся, как всем, отсидеть.

Знаю я, что тюрьма – это клетка,
Важность что на себя напустил?
Если есть у тебя сигаретка,
Ты бы лучше ребят угостил.

Давит бок мой железная шконка,
Лай собаки уснуть не даёт,
За решёткой шальная девчонка
О любви своей песню поёт.

Застонал, стиснув зубы, мальчишка,
Он от песни девчонки не спит,
Одеялом тюремным, как крышкой,
Заслонился, зубами скрипит.

Там на воле далёкой девчонка
Парня, верится, любит и ждёт.
И родная до боли сторонка
Пред глазами мальчишки встаёт.

Пред глазами притихшая мама
У окошка печально стоит.
Стиснул зубы мальчишка упрямо,
Знает: мама поймёт всё, простит.

Хоть и медленно тянется время,
Но закончится срок, всё пройдёт —
Сбросит парень тюремное бремя
И к девчонке и к маме придёт.

Давит бок мой железная шконка,
Лай собаки уснуть не даёт,
За решёткой шальная девчонка
О любви своей песню поёт.

Мне следователь сказал: «Я тебя унижу!
Узнаешь ты тогда, сколь стоит лиха фунт.
Не будешь признавать, я так тебя обижу,
Что ты совсем сгниёшь тогда на нарах тут».

На нарах жить резона вовсе я не вижу,
И брать всё на себя мне тоже ни к чему.
– Ну, что же, – говорю, – что Бог даст, то увижу.
Сгниёт же кто быстрей – знать Богу, не ему.