Михаил Чикин - Превратности судьбы (сборник)

Ведь жизнь прожили, трудились честно,
О том сложили когда-то песни.
Их не убудет, пора прощать,
А власть нам будет всё обещать,
Тогда и счастье нас не покинет,
И в одночасье проблемы сгинут.
Вот так и надо. А то – «Нищаем!»
Коль мы как стадо, кнут получаем.

А коль мы рады, то власть довольна,
Врут для отрады, совсем невольно.
Ведь нам не просто всё обещают,
И окна РОСТА не зря вещают,
Уйдут напасти, пусть в новой жизни,
Придут вдруг к власти другие мысли.
Не о себе лишь, а о народе…
Не плачь, старик! Слышь? Всё как в природе…

Я не хочу любви продажных женщин,
Им всё равно кому себя продать,
Они любовь свою считают вещью,
Для них товар – отец, родная мать.

Для них товар и их родные дети,
И всё, что окружает их – товар,
Для них товаром солнце даже светит,
И от луны хотят иметь «навар».

Им всё равно, кому и где продаться,
За деньги будут хоть кого «любить»,
Хоть на помойке могут вмиг отдаться,
Что им, могли б лишь хорошо платить.

Жаль проституток с каждым днём всё больше,
Торгуют телом, а детей в расход,
Нельзя Руси терпеть такого дольше —
Иначе смерть, и ждёт её исход.

Ведь созданы для продолженья рода
Мать, женщина любимая, сестра,
И в возмущенье входит вся природа.
Русь на пороге Божьего Костра.

Остановитесь милые, родные,
Неужто тяжело душой понять,
Убьют вас дни разгульные, шальные,
Останови их, Божья наша Мать.

Снег, кружась, ложился мне на плечи
И слезинкой таял на щеках
В этот тихий снежный зимний вечер,
Вспоминал тебя в своих мечтах.

Вспоминал, как в молодости ранней
Мы гуляли в парке над рекой,
Как снежком твоим был в сердце ранен,
Воскрешён был ласковой рукой.

Ты ловила языком снежинки,
Мило сморщив свой курносый нос,
А в глазах искрились лишь смешинки
И дразняще-манящий вопрос.

Словно всё спросить меня хотела,
Долго ль будем просто так бродить,
А потом, шагнув навстречу смело,
Прошептала: «Я хочу любить…»

И, прильнув ко мне дрожащим телом,
Прошептала тихо: «Я твоя…»
На сугробе в одеяле белом
Я впервые вкус любви узнал…

Много лет спустя, всё в том же парке,
Ты с детьми гуляла над рекой,
И у сына вихорочек яркий
Разорвал души моей покой.

Снег, кружась, ложился мне на плечи
И слезинкой таял на щеках,
Понял я, что в тот далёкий вечер
Всё осталось далеко в мечтах.

Я смотрел, как плакала берёза,
Собирая в банку на стволе
Исходящие из раны слёзы,
Чтоб разлиться соком на столе.

Чтоб её, живую силу влаги,
По стаканам водочным разлить
И потом с блевотиной, в овраге,
По ручью помойному проплыть.

Я смотрел на раненое тело
Русской девичьей лесной красы,
На котором с банкою висела
Жадность злобная в разгар весны.

Мы потом тоскуем по берёзам,
Когда вместо них увидим пни,
Позабыв про боль берёз и слёзы
В те весенние шальные дни.

Семьдесят с лишним знойных лет
Протекло с времени Побед,
Что свершали порой лихой,
Пролив крови своей с лихвой.
Лишь надеясь на Память тех,
Кто познал радость жизни, смех,
За кого грозной той порой
Жизнь отдал здесь Солдат-герой,
Что лежит под сырой горой.

Их смогли только схоронить,
Веря – будем о них хранить
Вечно Память в своих сердцах,
Не познать чтоб войны вновь страх.
То, что дети и внуки их
Не допустят вновь страшных лих
И нарушить священный мир
Не дадут из последних сил
В память тех, кто когда-то жил.

Люди, вспомните тех солдат,
Что в могилах сейчас лежат,
Ради нас, здесь сейчас живых,
Совершён смертный Подвиг их.
Жаль, не знаем всех их имён,
Но их Памяти дух силён,
Эта Память зовёт нас в путь,
Не даёт нас сломить, согнуть
И фашизм вернуть.

Отшумело листвой
И цветами разгульное лето,
Осень жизни моей
Золотым листопадом зажглась.
Над моей головой
Ярко-знойного рыжего цвета,
Спелых хлебных полей
Осень жизни косою прошлась.

Мне хотелось иметь
В этой жизни все блага земные:
Славных дочек, сынов,
Дом построить и сад развести.
Мне хотелось всё петь
Песни русские буйно-шальные,
Что мелодией слов
Могут вдаль за собой увести.