Рита Одинокова - БОСОНОГИЕ СМЫСЛЫ. Стихи

Все написано кровью.

И сердце не лгало ни разу,

Удивляясь и веря,

от первого слова до Я.

Эту азбуку встречи с собой

никому не показывай!

Помолчи в тишине.

Тишиною излечишь себя.

Здесь не нужно стихов откровенных,

пейзажей и песен…

– Но весной так призывно

поют над Землей голоса!

А с бескрылой душой

говорить горько, неинтересно.

Им, несчастным, бескрылым,

не помогут взлететь небеса.

Им, несчастным, совсем невдомек

– что с горы, а что в гору,

Для бескрылых, иных,

совершенна другая краса.

Совершенства искусная сила

навряд ли им впору,

И не чудятся им неземные твои голоса.

Как ты выживешь здесь?

В этой яме и сыро, и тесно.

И прохладные руки

касаются лба, как во сне,

Чтоб не помнило сердце,

что всегда было миру известно —

Есть три книги о главном

– об искусстве, любви и войне.

Скажут: будет легко.

Уж никто потревожить не сможет.

Поглупеет сердечко

в пустой, суетной болтовне.

Не лечи свои крылья!

Останься, где счастье дороже, —

Две руки, чтобы брать,

две ноги, чтоб стоять на земле.

Закрываются веки, и боль постепенно уходит,

Исчезают сомненья, сплетая тончайшую сеть.

Ты не бойся себя!

Голубок твой, что Богу угоден…

Он успеет взлететь…

Когда ко мне серебряным дождем

Спускается божественное слово,

Я словно наполняюсь торжеством

И оживаю от его дыханья снова.

Бежит словотворение по венам,

Бурлит, несет, всё зная наперед.

Я становлюсь беременна вселенной,

В которой – стих живет!

Вы слыхали, как ноябрьской ночью

Шепчут листья на шальном ветру?

Их слова всё резче, всё короче,

Их движенья всё точней к утру,

Не страшит их хрупкостью морозной

Неизбежность на исходе дней.

Их слова нежны и осторожны,

Тем они дороже и мудрей.

Шепчут так, чтобы никто не слышал,

Им одним понятным языком.

Домовой, что прячется под крышей,

С этим объяснением знаком.

Кто отважней листьев этих верит,

Пропуская холод сквозь себя,

В истину божественных материй

И в седую правду бытия?

Когда-нибудь ты вспомнишь обо мне.

Когда-нибудь… Где нас уже не будет,

На перекрестке чуждых мест и судеб,

Когда-нибудь ты вспомнишь обо мне…

Ну, а сейчас вот я – перед тобой.

Душа обнажена до самой соли.

Какой мне быть, чтоб ты заметил что ли

Хотя бы взгляд, хотя бы голос мой?

Возьми меня, прочти меня!

Но нет,

Тебе сей груз, увы, совсем не нужен,

Ты сам в себе, ты – болен и простужен

Самим собой на много, много лет.

Сегодня не дано с тобой мне быть

Ни разговором, ни, тем боле, словом.

Не нынче…

Но однажды утром новым

Ты без меня не сможешь дальше жить.

И босиком, срываясь к полке книжной,

Отыщешь со стихами томик мой,

Где я, пытаясь говорить с тобой,

Рассказывала всем о нашей жизни.

Она живет в хрустальном домике странном,

И по утрам к ее загадочным батистам

Звон колокольчиков слетается хрустальных

И шепот васильков с погостов близких.

Она расставляет по местам краски,

Развешивает настроенья разные.

Сегодня – зачерпнула красное,

Чтоб рассказать – болит, ранена.

А почему? Да разве ж будет правдой

Ее историй след неравномерный

Для тех, кто, улыбаясь, чинит кран в ванной

И тех, кто крутит налегке велосипед вселенной?

У каждого, входящего под своды

Ее хрустальной чистоты событий

Есть право оставаться без свободы

Наедине с собою. Или выйти.

А ей?! Что ей от тех, кто слишком близко,

Но сердцем далеко. До лунных пятен…

Чисто в доме. На душе – чисто.

Алые раны. Белая скатерть.

Иногда такое опустошение наступает в сердце, будто выпил в жаркую погоду воды, и хочется еще, а в стакане нет уже ничего и быть не может – никто не нальет туда ни капли. И только один лишь Небесный мой знает – что и когда. Но он молчит слишком долго, так долго, что тревожно даже рукам, прикасающимся к желтому тополиному листку, полному последнего вздоха октября. И трогать его нельзя, знаю же, и не притронутся невозможно. Ведь, перед Её Величеством все одинаковы – и муравейка на рукаве, и лист, который отмирает, и я.

Прощая себя за тишину, все же не люблю себя такую…

Крикливую – больше! Взбалмошную, полоумную, чтобы по откосу вдоль, и чтобы зайчики солнечные шушукали вслед, и чтобы кто-то родной обязательно был рядом. Или где-то совсем недалеко. Одной страшно в октябре.