Виктор Ростокин - Необжитые пространства. Том 2. Позаранник

Как узник в тесной камере,
Топчусь в углу двора.
Тут лебеда и камень,
И влажная жара.

И не беда, что тесно
И нет живых цветов,
Удобное тут место
Для мыслей и стихов.

И мой невзрачный угол
Вовек не привлечет
К себе врага иль друга,
Когда строка поет.

Вот так и мне бы, как пчеле,
Барахтаться в цветке, нектар вкушая,
Не замечать, что кто-то наблюдает,
Смежив морщинки мудро на челе.

А это я, из мыслящих персон,
До истины пытавшийся добраться,
Хотя вполне ведь может в жизни статься:
Нет истины, а есть словесный звон.

Пчела, пчела… фантазии полет:
Быть ею в лепестках, но ведь она же,
Когда свой взяток хоботком возьмет,
Единственным и верным курсом ляжет

Домой, где тоже множество забот
И тоже надобно осилить с рвеньем,
Дабы продолжить свой пчелиный род,
Как суть неповторимого явленья.

А мне – свой род, безумцев, забияк,
Заблудшихся в чреватых измышленьях.
…Цветок зовет пчелу не просто так —
Для своего земного продолженья.

Я святостью своей
Мир грешный раздражаю.
Несу цветы с полей,
Их под окном сажаю.
Рублю дрова, топлю
Я бабушкин пригрубок.
И над стихом корплю,
И шевелятся губы.
И с крыши снег гребу.
Пью воду из колодца.
Грач заселил трубу,
Живет он рядом с солнцем,
Мне иногда кричит
И ветку предлагает,
Мол, в бабкиной печи
Полено догорает!

Приметно обносилась оболочка,
Середка явно холодно-черна.
Мне молодильный крем прислала дочка,
Овсянкой кормит по утрам жена.
И дабы не обидеть своих родичей,
Лицо я мазью пачкаю, сердясь,
И кашу ем невкусную, не модничая,
Как лучшую на белом свете сласть.
И все как будто правильно отлажено,
Обман мой внешний без потуги скрыт,
А в сердце резче боль… Но то не важно,
Авось еще, глядишь, и поскрипит.
Ну как могу их подвести, родимых,
Заботливых, жалеючих! Нет, нет!
На энный срок отсторонитесь, зимы!
Попридержу свой «проездной билет».

Я имею право, чтоб молчать,
Не ходить туда, куда не просят,
О жене любимой не скучать,
Не писать о звездах и о росах.
Я молчу. И за чужой плетень
За клубникой очертя не лезу.
Мне на пятки наступает хрень,
Донимают воплем до зарезу!
Всякий тянет за подол к себе,
К мелкому несытому корыту.
Домовой кривится на трубе,
Изо всех жильцов он самый скрытный.
Он соображает натощак
О грядущем мировом упадке,
Кажет Богу вороной кулак,
Чай, в отместку за былые латки.
Я к нему причалил при луне,
Побратались мы без драмы слезной.
Жизнь творит каракули вчерне,
Лепестки срывая с черной розы.

– Все закончится, как надо, —
Так произнесет пиит. —
У заброшенной ограды
Меня молния сразит.
Не снискавший славы трона,
Век проживший «между строк»,
Как бы нехотя я трону
Пальцем стынувшим цветок.
И ресницами, и сердцем
Я запомню миг святой:
Не жестокий мир, не серый,
Тайной обличен большой.
Явит взору озаренье,
Вдох протяжнее годов.
И поклонятся растенья
На отшибе от ветров.

Уже скупее трачу время жизни
На сон, безделье, встречи «просто так».
Над головой все ниже тучи виснут,
Все беспросветнее студеный мрак.
Как обречение, как наваждение,
Не ускользнуть, сторонкой не уйти.
Но теплится в моей душе свечение,
Знать, не собьюсь я с вещего пути.
Деяния судьбы – то воля Господа,
Ничто тут ни прибавить, ни отнять
И нету места подлости и косности,
А некая сокрыта благодать.
И сам я обнаруживаю всуе
То веянье – ему названья нет,
О нем не разглагольствуют, не судят,
Нe существует на него запрет.
Она без принуждения, сердечно,
Молитва, зарождается светясь,
Животворящую распространяя власть.
Склонилась надо мною Матерь-Вечность.

Как утереться рукавом?..
Без проблеска предлогов разных
Я отстраняюсь от соблазнов
Мной неосознанным рывком
Инстинкта. Ветерок всплеснулся,
То ль превратился в тень, то ль в свет.
Я встрепенулся, оглянулся,
Но рядом никого уж нет.
Идя обочиной одною,
Другую я не замечал,
Прощался с кем, их не встречал.
И Бога звал слепой рукою.