Юлия Артюхович - Возраст осени

Не пишите, молодые, вам рано
Знать обугленную правду седую.
Пусть напишут те, кто старые раны
Опаленными стихами бинтует.

Неподвластна вам военная лира —
Не по чину, не к лицу, не по росту.
Напишите о любви и о мире.
Это будет справедливо и просто.

Мы у войны внутри.
Не о чем говорить
В день, когда дети легли
В рваную рану земли.

Мы с тобой рядом стоим.
Пламя и дым – на двоих.
В ближней воронке – мои,
В дальней воронке – твои.

А между нами – стена,
Море кровавой тоски.
Не отрекайся, страна!
Куда нам теперь – таким?

Окна выплакали дома,
Уронили двери на снег.
Наугад слепая зима,
Спотыкаясь, шла по войне.

Дымным ветром минных дорог
Разметалась метель-коса.
Мертвый город застыл у ног,
Как невзлетная полоса.

Взвился пламенем шаг…
Я лежу, не дыша.
От меня не спеша
Отлетает душа.
Светлой тенью дрожит,
Над воронкой кружит:
Ищет взорванный дом,
Словно птица – гнездо.

Непредсказуемость войны
Величиною постоянной
Определяет явь и сны
И перечеркивает планы.

Живем сегодня и сейчас,
Где все немедленно и здесь,
И любим, как в последний раз, —
Возможно, так оно и есть.

Война – охотник,
А мы – мишени.
Курок на взводе,
Петля на шее.
Но кто-то в небе
Своим решеньем
Вручил нам жребий —
Любовь мишеней.

Друг другу верим,
Друг другом дышим.
А кто-то сверху
Сценарий пишет.
Одним движеньем
Прервет блаженство
Мужской мишени
С мишенью женской.

Война – в засаде,
Мишени – в клетке,
На маскараде
Марионетки.
Стоим на сцене,
А кто-то снизу
Сценарий сменит
И дернет нитку.

Любовь до смерти,
Как в старой книжке:
До черной метки,
До яркой вспышки,
До мертвой точки…
Любовь мишеней —
Как выстрел точный
На пораженье.

Война порочна и грешна,
Хоть и казаться хочет скромницей.
Война – совсем не «мать родна»
И даже не жена,
А страстная любовница.

Война коварна и страшна,
И с ней не стоит силой меряться.
Война по-своему нежна,
Желанна и нужна
Тому, кто ей доверится.

Война своих покорных слуг,
На пике извращенной моды,
Не раз у смерти на балу
Сажала на иглу
Неистовой свободы.

Не все отравлены войной,
Больными играми и плясками.
Есть те, кто пил ее вино
И не валился с ног
Под пламенными ласками.

Они поймут, что жизнь проста:
Война когда-нибудь кончается.
А дальше – с чистого листа:
С войной не вьют гнезда,
Лишь временно встречаются.

Но тот, кто это скажет вслух,
Кто содрогнется и опомнится,
Получит жаркий поцелуй,
Прощальный поцелуй,
Свинцовый поцелуй
Отвергнутой любовницы.

Дымился светлый рай,
Распятый на ветрах
Поруганной войною воли вольной.
Ступили мы на край —
И потеряли страх.
Уже не больно.

Постыден и постыл,
В кровавой наготе,
Случайный грех, поспешный и невольный.
Остыл девичий стыд,
Распятый на кресте.
Уже не больно.

Оставлены давно
Обиды и долги
На выжженных просторах дикой бойни.
Распятые войной
Вчерашние враги…
Уже не больно.

После первой горькой чаши не закусывают
удила.
Верят: жизнь, такая яркая и вкусная,
не прошла.
Как щенки, в чужие двери слепо тычутся
наугад
И надеются, что где-то путь отыщется
в райский сад.
После следующей чаши не закусывают —
просто пьют,
Если новых сил мечтанья безыскусные
не дают.
Не для слабого вторая чаша горькая:
валит с ног.
Не заметит, как окажется под горкою —
кто не смог.
После третьей горькой чаши не закусывают —
ни к чему.
Неподъемна чаша, и неведом вкус ее
никому.
Так смешались в ней беды и боли выплески
на века,
Что никто не сможет выпить или
выплюнуть
ни глотка.