Коллектив авторов - Кубок ПОЭМБУКА. Осенний сезон 2017. Сборник стихотворений

Бирюзовая гладь – отраженьем небесного глянца,
восходящее солнце, белёсого рифа колосс…
Ты стояла на взморье, и ветра холодные пальцы
серебристыми рыбками путались в прядях волос,

волны солью дышали, искрились и ластились кошкой,
рокоча и мурлыча, клубками свивались у ног,
и блестело монисто, и колокол юбки роскошной
оборачивал стан, будто шелково-влажный вьюнок.

И как будто бы в мире остались лишь море и песня —
звонкий девичий голос над сонной безбрежностью вод,
что трепещущей птицей, аркадой сияющих лестниц
по рассветной дороге, всё ширясь, летел на восход —

вдоль игольного мыса, путями дельфинов и чаек,
в край, где вечер и дождь, и маяк сквозь туманы горит,
где в кричащем порту, в грудах ворвани, сельди и чая,
расправляются мачты и парус оттенка зари,

и бликуют борта, и форштевень бестрепетной грудью
режет волны и небо, и сыплются звёзды – лови! —
и последний из рыцарей молит фортуну о чуде,
о доверчивом взгляде и вечной, как море, любви.

Жгут июльские иды, и тени безбожно мало.
Духота Ганзаплаца, за ней – суета вокзала.
В электричке до Кранца едва не купил билет,
за хохочущей парой присел на сиденье с краю,
до зубовного скрежета влезть в разговор мечтая…
Вот же конченый дурень: прошло уже столько лет.

За окном жёлтой вспышкой проносится поле рапса.
Занырнуть бы в соцветья, как будто тебе семнадцать,
и не веришь, что в мире есть ужас, печаль и смерть…
Остановка – и ветер, ворвавшись в вагон, доносит
шум прибоя и пряную сладость сосен.
Наконец-то доехал. А мог бы как все – лететь.

По тропе – мимо пляжа. Народа, что пчёл на сотах.
Сосны рвутся с обрыва, как птицы. У горизонта —
вечный бой облаков и увенчанных пеной волн.
Рядом строгий старик, в парике, с чуть прозрачной кожей.
Говорит мне, что мёртвый никак распознать не сможет,
послежизнь – это явь, или глупый предсмертный сон.

«Поясню по-простому, на пальцах. Ты не в обиде?
Вот, допустим, ты призрак, живые тебя не видят,
и пылинки не сдвинешь, в песке не оставишь след…
Можешь чувствовать, мыслить… да хоть сочинять сонеты!
Объективно – без разницы для остальной планеты,
Сто причин возразить. Только как же я стал безликим?
Силюсь вспомнить…
Но прошлое скрыто криком,
тьмой и россыпью бликов на кромках подмёрзших луж…
Те же боль и тревога о будущем – как когда-то.
Остаётся смотреть на море и спорить с Кантом,
есть ли вечный покой для всегда беспокойных душ.

Утро – преступно, и с этим поделать нечего:
мятое, мутное, что ни затеешь – поздно.
Вот бы заснуть, по-вампирски воскреснуть к вечеру,
в час, когда ночь в небесах протирает звёзды,
лунная кошка из тучи свой хвост спустила,
выгнув дугой – лучезарной, молочно-гладкой,
ветер умаялся за день, прилёг без силы
в ворох душистых листьев на взрытых грядках.

Выйти из дома, найти Ориона россыпь —
жезл и корона, насмешливый лёд и пламень…
Где-то за дверью, как зверь, притаилась осень,
огненным глазом следит из-за лип и яблонь,
гладит поникшие травы и студит соки,
в землю вливая свой норов, свой страх и нежность,
взглядом кричит, что житья её вышли сроки,
тронуть рукой на прощание – и исчезнуть.
В сумерках сад – исхудавший, прозрачно-синий:
сбросил одежду, свободно повёл плечами —
ржавь уцелевшего яблока на вершине
голые ветки в седой тишине качают,
стынет ручей, чернокрылой ладьёй Харона —
мёртвая бабочка в мёртвой петле побега…
Норны в смятенье. И лишь в темноте ворона
пьяной кукушкой считает часы до снега.