Мне страшно думать о вас в промокшую сентябрьскую ночь, когда под ногами – грязь; и с неба что-то неумолимо падает – сырое и мелкое – и ветер несет это сырое и мелкое по безлюдным тротуарам, сдувает с плоских крыш и туманит свет фонарей.
Но я знаю: вам сейчас тепло и уютно, и я рад за вас. Я рад даже за себя, что сумел вовремя уйти и вернуть вам нарушенный мною покой.
Пусть я не могу оставаться до конца искренним, но поверьте, если меня завтра будут убивать где-нибудь в пьяной подворотне, то с последней мыслью придет сожаление – жаль, что я так и не почувствовал аромат ваших губ, и жаль… жаль, что все закончилось намного быстрее, чем я когда-то рассчитывал…
Екатеринбург, 1990
«Уж лето к осени спешит…»
Уж лето к осени спешит,
Как пассажир на электричку.
Осталось только бросить спичку —
И все затлеет, задымит.
И будут листья кровоточить,
Густым покажется закат.
Но мысли, сволочи, стучат —
Их невозможно обесточить.
Они останутся гореть,
Спешить к последнему моменту,
Оплавив всуе изоленту.
Они не могут не успеть…
Богданович-Баженово, 1990
«В ожиданье дождя на пустом полуночном перроне…»
В ожиданье дождя на пустом полуночном перроне
дикий скрежет колес отозвался в промасленных шпалах.
Два смешных фонаря серебрили лениво ладони.
Ты в вагоне своем мою тонкую книжку читала,
Допивая стихи, словно чай, что заварен был наспех,
Но горяч, как огонь, обжигающий тонкие губы.
Сигарета в руках твоих верно и медленно гаснет.
Сизый дым, растерявшись, не знает: приткнуться к кому бы?
Он спешит вдоль путей, над вагонами с щебнем и лесом,
Мне его не поймать – он в мои не стремится объятья.
Этот дым – это ты, в сновиденьях без звука и веса,
И осколки дождя – твои верные кровные братья…
Екатеринбург, 1990
«А углям вновь не возгореть …»
А углям вновь не возгореть —
Довольны будьте дымом, чадом,
Туманом розовым над садом —
За ветром влаге не поспеть.
В глазах твоих печальна медь —
Как будто встал перед оградой.
Мне твоего тепла не надо:
Я не хочу его иметь.
Осталось к богу возроптать,
Чтоб попросить благословения
И в ледяную лечь кровать.
Кого искать, кого спасать?
Мне самому нужно спасенье…
1990
«Вздох августа, последний и холодный…»
Вздох августа, последний и холодный,
Оставил сизый шарик на окне.
И я, кристально трезвый и голодный,
Вожу бездумно пальцем по стене…
О, Бог мой! кто же вспомнит обо мне?!
Ощепково – Талица, 1990
«Теперь уже без времени навечно…»
Теперь уже без времени навечно,
Теперь я не нарушу постоянства,
Стеклянные осколки бессердечья —
Вот лучшее для разума убранство.
Они – огни на полустанках спящих,
Вдоль этой бесконечной однопутки.
И бросит смерть под поезд проходящий
Последние смешные незабудки…
Пыть-Ях, 1990
«Кто вчера отстал от стаи?..»
Кто вчера отстал от стаи?
Я не знаю, я не знаю…
Он и предал, он и продал,
Он и вылетел из рая.
Но картину рама старит,
И глаза теплом одарят
Неизвестного урода,
Что табак от всех тихарит.
В мягких каплях стеарина
Он живет еще, скотина.
Вот и меткий глас народа
И терпение, как глина.
Но печаль моя пустая,
Заоконная, слепая…
Нынче чудная погода —
Время выбиться из стаи…
Усть-Юган, 1990
«Пора сменить на осень зелень лета…»
Пора сменить на осень зелень лета,
И черновую выбросить тетрадь,
И одному остаться до рассвета,
И в созерцанье тихом умирать.
Поверх тумана пробежать глазами,
По-над покоем фетовских стихов,
И, опьяненный тонкими духами,
Упасть на позолоченный покров
Уснувших трав. Минутному желанью
Не суждено усладу обрести —
Уносит поезд ангелов скитанья:
Их не вернуть, не встретить, не спасти…
Прости же, осень, грешного, прости…
Южный Балык, 1990
«Время сжато в слезинке дождя на ладони…»
Время сжато в слезинке дождя на ладони,
Исчезает она – и шершавой становится кожа.
Остается песок на холодном супружеском ложе,
Остается каченье и место в плацкартном вагоне.
Читать дальше