Array Коллектив авторов - Поэты и революция

Закона нет,
Есть только право сильных.
Кто победил —
Тому хвала и честь.
Ура! Ура!
На холмиках могильных
Огни опавших листьев.
Их не счесть.
Их много так,
Их так кроваво много,
Октябрь зловещей птицей сделал круг,
И снова в этом месяце сурово
Вошёл в Историю очередной недуг.

Мы – вечные. Больные?!

На прекрасной планете, как солнечный зайчик, красивой,
Среди буйных лесов и глазасто-озёрных равнин
Два Барана живут.
Им привольно пасётся на нивах,
И стада их жируют в тени богатейших долин.
Два Барана, два брата – две буйных стихии природы,
Их судьба повязала в согласии жить много лет,
Но, когда-то столкнувшись, согласно бараньей породе,
Так они разодрались, что надолго погас белый свет.
Оказалось, Бараны волшебное свойство имели —
В схватке диких страстей монолит золотой вылетал,
А соседи его подбирали и сильно на том богатели,
А Бараны нищали, потеряв драгоценный металл.
И отары овец наиболее ценной породы
Вихрь борьбы изничтожил иль выгнал в чужие края,
Где они незаметно в могилы сошли, подытожив
Свою жизнь, как ничто, как ненужную грань бытия.
И опять повторилось, и также борьба и разруха,
И опять побежали от этого ада страстей
Наиболее ценные. У оставшихся хватит ли духа
Возродить, что потеряно, суть отделив от частей?
А Бараны, подравшись и выбросив золото снова,
Отощали, сухой бы травы хоть клочок
Кто бы бросил им, зимы здесь слишком суровы,
Чтобы жить без запасов, где лето красно осенью.
И так издавна.
Значит, Баранам нужнее
Схватка, Сшибка. Рога на Рога, Вилы в бок,
Вкус борьбы для Баранов намного важнее
Вкуса пышных и сытных отменно-здоровых хлебов.

Тяжело и не вдруг
уходила страна от разрухи,
и желанной надеждой
звучало короткое: «хлеб!»
Но уже потирал
в удовольствии ловкие руки
и жирком обрастал
предприимчивый дядюшка НЭП.
Озабочен одним:
никогда б не скудела кубышка!
– Эй, извозчик, плачу! —
и послушно бренчал бубенец.
…И служил на Сенной
у родни деревенский мальчишка,
плоть от плоти купца, —
на пороге судьбы
мой отец.
– На последних портах
пролетарий латает прорехи,
сыт идеей своей,
на субботник выходит, гляди! —
хохотали дядья.
Нечто жуткое слышалось в смехе,
и у Коли в протесте
душа замирала в груди.
Был страшнее, чем боль, —
не забудет мальчишка об этом! —
сыромятный ремень,
что гулял по спине горячо,
как расплата за флаг,
водружённый им над сельсоветом,
флаг, полотнищем алым
призывно толкнувший в плечо!
Ты за собственный выбор
один перед миром в ответе.
Ты прислушайся к сердцу,
почувствуй,
где правда,
где ложь.
Отвечая себе
на тревожном и свежем рассвете,
выбираешь дорогу,
которой по жизни пойдёшь.
И не зря молодым
Революция двери открыла,
за собой позвала,
новый мир утверждая в борьбе!
И сказал Николай:
– От свиного копчёного рыла
ухожу. О другой, настоящей мечтаю судьбе.
Злобно выла родня:
– Мы таких дураков не видали!
Ты без нас пропадёшь,
мы тебе не поможем, стервец!..

К старой маленькой ТЭЦ
прихожу на Обводном канале.
Сорок лет.
Это – жизнь.
Сорок лет здесь работал отец.
И когда я стоял
у открытой отцовской могилы,
и когда застучали
промёрзшие комья земли,
как священный завет,
как прилив несгибаемой силы,
честь и воля отца
навсегда в моё сердце вошли.
Есть великий закон:
в человеке главенствует совесть.
Не о брюхе пекись —
к настоящей тянись красоте.
И живи для людей,
об одном лишь всегда беспокоясь —
сохранить своё имя
и совесть свою
в чистоте!..

Мне дед по фотографиям знаком:
Спокойный взгляд, рука в бороздьях жил.
Был из крестьян, простым истопником
При Смольном институте он служил.

Что знал в своей нелёгкой жизни дед?
Умел бедой перетужить беду.
Но был Октябрь его рукой согрет
В семнадцатом, потрясшем мир, году.

О том высоко думается мне.
Но и сейчас кирпичный старый дом
Стоит на Петроградской стороне.
Здесь умер дед. Зимой. В сорок втором.

Судьбою человеческой велик,
В Победу веря свято и светло,
От холода он умер, истопник,
Отдавший Революции тепло.